Откровенные

В эти краткие мгновения Ксения вдруг вспомнила его мнения и взгляды, полные беспощадного скептицизма, его речи, холодные и бесстрастные, его честолюбие и неразборчивость средств, вспомнила, наконец, отношение к ней… Одна физическая близость и никого духовного общения!.. Она почти его не видит, и всегда одна…

Прежние чары словно бы исчезали. С глаз влюбленной женщины спадала пелена. Она начала прозревать, и мысль о том, что Марк никогда ее не любил и женился на ней ради богатства, воспользовавшись ее страстью к нему, словно молния, озарила ее голову и жестоко оскорбила в ней гордость женщины… Ужели она ничего этого не понимала?… Ужели страсть так ослепила ее?..

И в глазах Ксении блеснул злой огонек, и в голосе ее зазвучала раздражительная властная нотка, когда она воскликнула:

— Что ж ты молчишь? Отвечай: одобряешь ли ты мое решение помочь отцу?

— Разумеется, не одобряю! — твердо проговорил Марк и слегка побледнел.

Еще секунду тому назад Ксения предчувствовала этот ответ. И все-таки он поразил ее, как нечто чудовищное. Она, казалось, не верила своим ушам и, изумленная, с широко открытыми глазами, смотрела на мужа.

А Марк между тем продолжал:

— Присядем-ка лучше, Ксения, и поговорим спокойно…

С этими словами он опустился в кресло. Села и Ксения, подавленная, ждавшая чего-то тяжелого и ужасного.

— И, главное, не будем раздражаться, — продолжал Марк, бросая взгляд на Ксению, — раздражение только мешает зрело обсудить… Я вижу: ты удивлена, но когда выслушаешь меня…

— Я слушаю, — перебила Ксения.

— Видишь ли. Ксения, я понимаю твой порыв спасти отца. Это — совершенно естественный порыв и с известной точки зрения вполне великодушный и благородный…

— С известной точки зрения? А разве есть другая точка зрения?..

— Конечно, есть, ты это сейчас поймешь… В данном случае, возникает вопрос: можно ли миллионом, который ты дашь отцу, поправить его дела?.. Я имею некоторое понятие о делах Василия Захаровича и решительно говорю, что твои деньги его не спасут… Он все-таки будет разорен и, следовательно, помощи ты ему, действительной помощи, никакой не окажешь, а разве только дашь ему маленькую отсрочку. Вместо того, чтобы объявить себя несостоятельным теперь, он сделается им через шесть месяцев или через год…

— Ты, значит, знал, что дела папы плохи?…

— Знал.

— И потому недавно предлагал положить деньги вкладом в банк? — спрашивала Ксения, по видимому, спокойно.

— Да, я хотел спасти твои деньги. И, признаюсь, очень жалею, что опоздал… Но я все-таки не теряю надежды убедить тебя — не отдавать денег. Повторяю: отца ты не спасешь, а детей лишишь состояния… Деньги твои уйдут неизвестно куда, вместо того, чтобы быть в руках у людей, которые умеют ими пользоваться… Богатство — сила и большая сила. За что же добровольно лишаться ее?.. Оно нужно и для детей, и для нас… Оно понадобится и для твоего отца, если он разорится… На что он потом будет жить?.. Ты видишь, я о нем же забочусь, Ксения, — подумай об этом спокойно и позволь мне съездить к отцу и переговорить с ним… Он наверное поймет меня… И, наконец, можно устроить ему ссуду из казны, это будет гораздо лучше… Быть может, ему дадут миллиона два и окажут действительную помощь и, таким образом, мы не лишимся состояния из-за ложно понятого чувства любви… Ты согласна, Ксения, чтобы я переговорил с отцом? — прибавил Марк мягким и нежным тоном.

Ксения не поднимала опущенной головы, и Марк уже думал, что его доводы подействовали. Ведь, она так его любит, своего Марка, и не захочет идти против его желания.

Но когда, через несколько секунд, Ксения подняла голову, и Марк увидал лицо жены, он понял, что между ними теперь все кончено.

Перед ним была не прежняя влюбленная, покорная его воле женщина, а совсем другая — словно чужая.

Бледная, как сама смерть, с надменно приподнятою головой и страдальческим лицом, она смотрела на Марка с каким-то спокойным и холодным вниманием, точно разглядывая нечто любопытное и вместе с тем чудовищное, и презрительная, уничтожающая улыбка стояла в ее прищуренных глазах и нервно подергивала ее губы.

И Марк не опустил перед ней глаз и вызывающе, смотрел на жену, которую в это время ненавидел за то, что она разгадала его, своего бывшего идола, и глядит на него с таким презрением.

Несколько секунд прошло в жутком молчании.

И, наконец, Ксения проговорила тихо, с отчетливою медленностью:

— Папа был прав, сомневаясь в вашем согласии… А я… я только теперь узнала, какой вы… подлец… Видно, купеческая порода в вас сказалась!

Несмотря на самообладание Марка, его всего передернула от этого оскорбления, нанесенного женщиной, которая еще час тому назад молилась на него. Злоба душила его, та бессильная злоба, которая и сдержанных людей приводит в бешенство. Кровь отлила от его щек, и он побледнел. Ему стоило больших усилий, чтоб сдержаться.

— Очень жаль, — проговорил он с холодной усмешкой и глядя на Ксению злыми глазами, — что так поздно узнали… И я, признаюсь, считал вас умнее и не думал, что вы предусмотрительность считаете подлостью…