— Завтра… Я сделаю распоряжение, чтобы поторопились, а то, того и гляди, появится какая-нибудь газетная статейка, как несколько дней тому назад.
— Больше не появится! — уверенно заметил Иволгин.
— Ну, и слава Богу!.. Эти газеты, ведь, так рады напасть на каждого видного человека… Вот только не всегда им можно…
— И это счастье для России! — воскликнул Иволгин.
— И особенно для нас, общественных деятелей, — засмеялся Павлищев. — По крайней мере, меньше крови портится… Ну, очень рад, очень рад, что все это так хорошо устроилось! еще раз повторил Павлищев, когда Иволгин поднялся и, пожимая ему руку, прибавил:- надеюсь, вы не скажете, что мы, чиновники, долго тянули ваше дело?.. Кажется, скоро его покончили, а?
— Поразительно скоро.
— То-то. Этим вы обязаны Борщову… Он быстро доклад написал.
— Но Марк Евграфыч, кажется, был против…
— Я его убедил, Марка Евграфыча… Он, ведь, умница и понимает свои заблуждения…
— Я был у него вчера и страшно удивился… Вам, вероятно, уж известно…
— Что известно?
— Что Бортов разошелся с женой?
— Как разошелся? Что вы? — воскликнул пораженный Павлищев. — Я ничего не знаю.
И, позабыв, что его ждет еще одна комиссия и несколько докладов, он заставил Иволгина рассказать то, что он. знал.
— Странный человек! — промолвил Павлищев, выслушав рассказ.
— Очень странный, ваше превосходительство! И, главное, расходится с женой-миллионершей и в четвертый этаж…
Через пять минут Иволгин, радостный и счастливый, не забыв ни курьера, ни швейцара, уехал из министерства.
VIII
Когда присяжный поверенный Иван Андреевич Уржумцев, видный брюнет лет за тридцать, элегантно одетый, свежий и слегка надушенный, вошел в кабинет Трифонова и с любезною и значительною улыбкой человека, готового обрадовать клиента, вынул из щегольского адвокатского портфельчика и вручил Трифонову на триста тысяч сохранных расписок государственного банка с передаточными надписями на его имя, Василий Захарович был не столько обрадован, сколько озадачен.
— Удивлены, Василий Захарыч, людской добродетелью? — воскликнул, смеясь, адвокат, усаживаясь в кресло против старика и закуривая папироску.
— Но ведь эти деньги я ему отдал без всякой расписки! Он вправе был считать их своими и делать с ними что угодно! — проговорил изумленный старик.
— Совершенно верно-с, Василий Захарыч… Вы могли. записать эти деньги в счет «непредвиденных расходов». У деловых людей есть такая рубрика… Признаюсь, и я был удивлен чуть ли не в первый раз в моей практике… Ведь триста тысяч не такие деньги, с которыми люди легко расстаются… И, наконец, он мог бы их удержать как бы в вознаграждение за развод…
— Но вы, Иван Андреич, быть может, говорили ему об этих деньгах?
— И не думал, да и не мог говорить, так как не имел о них ни малейшего понятия… Покончив в двух словах о разводе, — надо сознаться, Марк Евграфыч не любит много болтать! — он открыл письменный стол, вынул вот эти самые бумажки и передал мне так же просто, как дают человеку папироску… И глазом не моргнул… Только попросил, знаете ли, выдать ему для памяти расписку… Человек, сейчас видно, деловой, даже и адвокату не верит — улыбнулся адвокат. — Да, почтеннейший Василий Захарыч, я по своей профессии привык-таки наблюдать человеческую породу и почти всегда замечал, что большая часть представителей сей породы весьма не любит расставаться с кредитными знаками… Какое-то меланхолическое раздумье, знаете ли, нападает на одних… А другие, напротив, делаются злы и на лицах у них такое же выражение, как у собаки, которая гложет кость, и к ней вдруг подходит другая собака… А господин Борщов, расставаясь с этими денежками, был спокоен, как человек, вовсе ими не интересующийся… Я зорко наблюдал за ним…
— Странный человек! — промолвил Трифонов.
— Любопытный субъект! — подтвердил и адвокат. — Такого вижу в первый раз…
— И он сейчас же согласился на развод? — спрашивал Трифонов.
— С первых же слов… Вину принимает на себя, и когда я намекнул ему об условиях, предполагая, что он потребует, так сказать, компенсации…
— Что ж он?
— Резко перебил меня, что никаких условий не требует… Одним словом, в десять минут все было кончено… Приятно иметь с такими людьми дело… Так передайте моей уважаемой клиентке, что месяца через четыре все это дело будет покончено… Порадуйте Ксению Васильевну… Да вот и она, легка на помине!..
И он поднялся с кресла и, почтительно кланяясь, поцеловал у нее руку.
Ксения была бледна и серьезна, но вовсе не имела вида «жертвы», переживая свое горе втайне, с мужеством сильного характера, способного бесповоротно принимать решения и разрывать с прошлым без колебаний.