Откровенные

Это была хорошенькая женщина, казавшаяся гораздо моложе своих тридцати лет, свежая, здоровая и крепкая, с пышным румянцем на щеках, хорошо сложенная, с тонкой, гибкой талией и с роскошными темно-русыми волосами, гладко зачесанными назад и собранными в виде коронки на темени. Было что-то необыкновенно милое, простое и располагающее в чертах этого пригожего, открытого и серьезного лица и особенно в этих больших темных глазах, кротких и вдумчивых, с большими пушистыми ресницами. Одета она была очень скромно, но опрятно и не без некоторого изящества, свидетельствующего о вкусе и привычке не распускать себя. Поношенное черное шерстяное платье сидело на ней ловко, и вся она имела необыкновенно свежий и опрятный вид — эта небольшого роста женщина, когда-то любившая Павлищева до безумия и не мало перенесшая из-за него горя.

В самом деле, тяжело было ей, молодой девушке, брошенной с двумя детьми на произвол судьбы в маленьком городке на общее глумление и позорище. Надо было много выносливости, энергии и силы материнского чувства, чтоб не сойти с ума или не пасть духом от отчаяния после того, как человек, которого она беззаветно любила, на которого молилась, считая высшим существом, — поступил с ней так бессердечно, так жестоко! Через два три месяца после разлуки он даже не отвечал на ее письма, в которых она просила не денег — о, нет! — а слова любви и утешения. А она так ждала этого слова, бедная, только что потерявшая одного ребенка, голодавшая, оставшаяся почти без практики и не знавшая, к кому обратиться за помощью. Родители ее давно умерли; была в Сибири тетка и состоятельная, но Марья Евграфовна ее совсем не знала. Был у нее еще брат гимназист в Москве, но что мог он для нее сделать? В этот ужасный период ее жизни каких только унизительных предложений не делалось ей! Один купец предлагал взять ее на содержание, а один помещик звал в деревню к нему в экономки, но с тем, чтобы она отдала своего сына в воспитательный дом. Сколько слез пролила она в своей убогой комнатке у старушки-мещанки, и сколько горьких дум передумало это кроткое существо, так горько обиженное на заре своей жизни и так поруганное за свою любовь и веру в людей! Спасибо добрым людям, которые помогли ей в ту пору уехать из маленького городка, где все знали ее историю. В числе этих людей был, между прочим, и Бугаев и, главное, его жена. Они снабдили Марью Евграфовну небольшою суммой, собранной тремя-четырьмя человеками, и она переехала в губернский город.

Несколько тяжелых лет пережила она в борьбе с нуждой, испытывая всевозможные лишения, но честно и упорно выносила в битве жизни все суровые испытания ради этого маленького Васи, которому она отдала свою жизнь, пугливо сторонясь всякой привязанности и считая себя не вправе делить свою любовь. А искушения бывали! Только года через три, когда она, при помощи одного почтенного врача, приобрела практику и получила еще постоянное место в больнице, Марья Евграфовна несколько вздохнула от лишений и могла не только без ужаса думать о завтрашнем дне, но даже и откладывать кое-что, чтоб иметь возможность впоследствии дать образование своему Васе. Им одним она только и жила. Им, что называется, дышала. Для него, кажется, она старалась пополнить свое образование, читала в свободное время и слушала лекции одного из профессоров университета, читавшего специальный курс. Несколько месяцев тому назад, судьба ей улыбнулась. Марья Евграфовна совершенно неожиданно получила от сибирской тетки пять тысяч наследства и могла теперь на время оставить практику и уехать в Петербург, чтоб посоветоваться с докторами о сыне. У него один глаз был полуприкрыт веком и ей советовали сделать ему операцию. С этой целью она и приехала в Петербург неделю тому назад и, встретившись случайно на улице с Бугаевым, перебралась, по его совету, в меблированные комнаты, где жил и он. Бугаев был чрезвычайно рад этой встрече. Мысль эксплуатировать прежние отношения Павлищева к Марье Евграфовне засела ему в голову. Но с первых же слов он убедился, что она такая «дура», каких по нынешним временам редко встретишь.

Давно уже она похоронила любовь, простила свою обиду и забыла, что перенесла из-за Павлищева. Она не знала, где он, и не пыталась узнавать, никогда о нем не слыхала и только в минуты раздумья о своей неудачной жизни и о том, что сына нет отца, воспоминание о Павлищеве поднимало в ее душе больное чувство. И вот теперь она узнает, что Павлищев в Петербурге, что он — важный и влиятельный человек.

«И Бог с ним!» — подумала Марья Евграфовна, и была крайне изумлена, когда Бугаев стал, было, намекать ей о возможности какого-то будущего ее «счастья», если только она захочет воспользоваться случаем. Она даже, казалось, не понимала, какой может быть «случай», и довольно резко оборвала этот первый разговор Бугаева. «Ничего ей не надо от Павлищева. Она, слава Богу, ни в ком не нуждается!» — с горделивым чувством собственного достоинства прибавила Марья Евграфовна.