Как мне кажется, Каган несколько недооценивает вклад Скиннера. Ведь наверняка эксперименты Скиннера — даже если они вторичны — важны для современного мира и нашего стремления к лучшей жизни. В 1950–1960-х годах методы Скиннера начали использовать в государственных психиатрических лечебницах для помощи пациентам, страдающим тяжелыми психозами. Благодаря схеме оперантного научения безнадежно больные шизофреники оказались способны самостоятельно одеваться и есть, получая за каждую ложку поощрение в виде страстно желаемой сигареты. Впоследствии врачи стали применять такие методы, как десенсибилизация и погружение, позаимствованные из скиннеровского репертуара, для лечения фобий и панических расстройств; эти бихевиористские техники все еще широко применяются и явно сохраняют свою эффективность. Как говорит Стивен Косслин, профессор психологии Гарвардского университета, «Скиннер еще вернется, я уверенно могу это предсказать. Я остаюсь ярым его поклонником. Ученые совершают увлекательные новые открытия в области нервных субстратов, лежащих в основе открытий Скиннера». Косслин указывает на свидетельства того, что в мозгу существует две основные системы, ответственные за научение: базальные ганглии, паутина синапсов в глубине древних отделов мозга, борозды которого ответственны за формирование навыков, и фронтальная кора, та самая покрытая извилинами выпуклость, которая росла вместе с человеческим разумом и амбициями. Фронтальная кора, по гипотезам специалистов в области нейронаук, то самое образование, благодаря которому мы научились независимо мыслить, предвидеть будущее и строить планы, основываясь на прошлом опыте. Именно там рождается креативность и все ее удивительные проявления, но, как говорит Косслин, «только часть наших когнитивных процессов связана с корой головного мозга». Значительная часть научения, по его словам, «основывается на навыках, и эксперименты Скиннера побуждают нас искать нервные субстраты формирования этих навыков». Другими словами, Косслин утверждает, что Скиннер побудил ученых изучать базальные ганглии, повел их все дальше и дальше в глубины мозга, так что они, разбираясь в нервных сплетениях, выясняют биохимию, лежащую в основе поведения клюющих голубей, нажимающих на рычаг крыс и тех рефлексов, благодаря которым мы совершаем сальто-мортале летом на зеленой лужайке.
Брайан Портер, психолог-экспериментатор, применяющий разработанные Скиннером методы для решения проблем безопасности дорожного движения, говорит: «Конечно, бихевиоризм не порочен и не устарел. Скиннеровский бихевиоризм лежит в основе многих полезных социальных изменений. Используя соответствующие техники, мы сумели снизить распространение лихачества на дорогах; например, случаев пересечения перекрестков на красный свет стало на 10–12% меньше. Благодаря Скиннеру мы знаем, что поощрение эффективнее наказания в формировании желательного вида поведения. Техники, основанные на скиннеровском бихевиоризме, помогают огромному числу людей избавиться от фобий и тревожности. Открытия Скиннера открывают заманчивые перспективы и в политике, если только наше правительство окажется в состоянии это понять».
Моя дочка плачет по ночам. Она просыпается в поту, и сновидение медленно тает с пробуждением. «Тихо, тихо», — шепчу я, прижимая ее к себе. Ее пижамка влажная, темные кудряшки спутались. Я глажу дочку по головке, где уже закрылся родничок, касаюсь лобика, за которым фронтальная кора с каждым днем образует все больше связей, растираю затылок, где, как мне представляется, скрываются ганглии, похожие на клубки водорослей. Я по ночам обнимаю свое дитя, а за окном воет собака, напоминающая в лунном свете белый кусочек мыла.
Сначала дочка плачет потому, что бывает испугана: ей снятся страшные сны. Ей всего два годика, и ее мир расширяется с пугающей быстротой. Однако с течением времени она начинает плакать, желая, чтобы ее приласкали. Она привыкла к этим предрассветным объятиям, к ритму покачиваний, а за окном небо щедро усыпано звездами… Мы с мужем совершенно замучились.
— Может быть, нам следует скиннеризировать ее? — говорю я.
— Следует сделать
— Может быть, стоит прибегнуть к методам Скиннера, чтобы отучить малышку от плохой привычки? Каждый раз, когда мы подходим к ней ночью, мы осуществляем то, что Скиннер назвал бы положительным подкреплением. Нам нужно добиться, чтобы привычка угасла благодаря тому, что мы уменьшим, а потом и прекратим свои отклики.
Эта беседа с мужем происходит в постели. Мне самой удивительно, как гладко я выговариваю термины, введенные Б. Ф. Я рассуждаю совсем как эксперт. Говорить на языке Скиннера так занятно! Хаос побежден, мы снова высыпаемся.
— Так ты предлагаешь, — говорит муж, — чтобы мы просто позволяли ей плакать, пока она не наплачется и не уснет? — Голос его звучит устало. Всем родителям знакомы такие споры.