Внезапно фары осветили серо-белую стену с тёмными оконными проёмами в форме замочных скважин. Затем последовали открытые ворота. Мы приехали в Румтек. Это было поздно вечером, монастырь уже затих, и мы никого не встретили, когда поднимались по лестнице и складывали вещи в комнате, предназначавшейся, как мы решили, для ожидания. После того как мы постучались в разные двери, нас вышли поприветствовать несколько монахов; некоторые лица показались нам знакомыми по Катманду. Они окружили нас, что-то обсуждая, в то время как другие исчезли, чтобы найти кого-нибудь знающего английский. Наконец, пришёл Джигмела, племянник Кармапы, а ныне и его официальный представитель в Европе. Ему потребовалась вся его дипломатия, чтобы убедить нас в том, что уже слишком позднее время для встречи с Кармапой - "Драгоценностью, Исполняющей Желания", как называют его тибетцы. В конце концов мы успокоились, согласившись, что утро будет более благоприятным временем, и, вздохнув с облегчением, хозяева предоставили нам комнату в гостинице напротив монастыря.
Утром, после полугода глубочайших пожеланий, мы, наконец, вновь увидели Кармапу. Мы взволнованно бросились внутрь и сразу почувствовали его мощь. Он сильно благословил нас и сказал: "Это хорошо, что вы приехали, можете рассчитывать на меня как на своего учителя. Ну, что вы хотите?" Было трудно выразить в словах, чего мы хотели. Мы даже и не думали об этом.
Мы ска зали, что хотим быть с ним и работать для него, и что он лучше знает, что делать. Кармана сказал: "Хорошо. Завтра полнолуние, особый день, когда заканчивается отшельничество сезона дождей. Завтра я дам вам геньен". Мы не имели понятия, что такое геньен, но раз это исходило от Кармапы, то было непременно чем-то хорошим. Мы обрили головы, не зная, что так делают лишь монахи и монахини, оставив лишь прядь волос на макушке. Сестра Палмо, пожилая монахиня-англичанка, помогла нам с традиционными дарами, которые могли нам понадобиться. Она была поразительной женщиной старого образа мыслей (на смену которому потом пришёл период глобального безумия); имея индийское гражданство, она могла жить в Румтеке годами. Сначала она была с Далай-Ламой, но потом перешла к Кармапе, так как предпочитала медитацию дебатам. В то время она, наверное, делала для тибетских беженцев и их культуры больше, чем кто бы то ни было. Тем не менее, не во всех начинаниях ей сопутствовал успех. Кроме всего прочего, в 1967 году она отправила в Шотландию четверых тибетских воплощенцев, после того как они прошли обучение в её школе в Далхузи; трое из них, однако, принесли немало трудностей тибетскому буддизму. Особенно в Великобритании и Северной Америке они серьёзно замедлили - и продолжают замедлять - развитие буддизма Алмазного Пути, - развитие, которое должно быть основано на западном принципе прозрачности, предназначенном для самостоятельных людей.
Ханна была очаровательна, вне слов, с безупречным белым куполом её головы, сияющим во все стороны. Внутри явно просматривался незаурядный ум. Мы изучали достопримечательности монастыря, с волнением ожидая следующего утра. Медитируя, когда могли, мы старались быть открытыми для предстоящего подарка Кармапы.
Быстро наступил вечер, и вскоре большинство огней в монастыре погасло. Протяжные звуки длинных труб возвещали людям долины о том, что Защитники здесь, охраняют их. Огонь горел лишь в окне Кармапы на самом верху, освещая окрестности. Когда около полуночи я проснулся для быстрой командировки, свет всё так же горел, и когда рано утром от волнения спать было уже невозможно, свет продолжал гореть, хотя в монастыре не было заметно никаких других признаков жизни. Как мы узнали позже, по ночам Кармапа даёт своему телу отдохнуть, но не спит в прямом смысле слова. Постоянная, всепроникающая ясность его ума никогда не затемняется.
Даже в богато украшенной верхней комнате для медитаций Кармапа сиял подобно солнцу. Сидя на полу спиной к окну за небольшим столиком, он с улыбкой принял наши дары. При входе в комнату монахи, окружавшие нас, показали нам традиционные простирания. Нужно сначала коснуться головы, горла и середины груди сложенными руками, а потом прижаться лбом к полу. И так повторить три раза. До этого момента наше западное демократическое воспитание удерживало нас от этого символического раскрытия и отказа от эго. Мы считали, что это делают туземцы в тёплых странах, и никогда не представляли себе, что сами могли бы склониться перед кем-то или чем-то. Но эти монахи нам нравились, и мы впервые поклонились Кармапе. Сначала это было очень странное чувство, однако, в силу нашего доверия к нему, это прошло. Впоследствии даже на Западе в течение некоторого времени были приняты такие поклоны ламе или алтарю, и это продолжалось до середины девяностых годов. Затем возникла настоятельная необходимость избегать любых ритуалов, которые слишком напоминают ислам.