Этот хлеб весь год был спутником людей, которые его испекли; он был твердым как камень и не страдал от непогоды; его можно было перевозить на огромные расстояния. Более грубые разновидности этого хлеба выходили из кладовой в виде окаменевших сухарей, которые надо было дробить молотком
, варить пять раз вместе с картофелем и, возможно, заправлять молоком. Большинство путешественников дрожали от ужаса при мысли о том, чтобы есть местный хлеб, и брали в дорогу собственный запас сухарей. В Оверни смешивали ржаную муку с отрубями, получалась тяжелая черная масса, которую надо было запивать водой и сывороткой. На юго-западе, где кукуруза постепенно пришла на смену просу, тесто резали на ломти и обжаривали на жире или пекли в пепле. Считалось, что эти ломти очень вкусны с солеными сардинами или супом из крапивы, но так считали лишь те, кто ел такой хлеб каждый день всю свою жизнь.В бедных гастрономическими изысками провинциях туристы считали, что терпят лишения, когда жадно глотали кроликов и цыплят, но обычно их стол был гораздо разнообразнее, чем у местных жителей. Во многих частях Франции люди ели мясо лишь по торжественным случаям. Комиссия по расследованию
, которую правительство послало в Анжу в 1844 году, обнаружила, что, хотя в Париж оттуда было послано много тонн мяса, жители Анжу были практически вегетарианцами. Их обед состоял из хлеба, супа (капустного, картофельного или лукового), какого-нибудь овоща и сваренного вкрутую яйца. В течение года к этому иногда могли быть добавлены кусок сыра, несколько орехов зимой и немного соленого сала, чтобы изменить вкус хлеба.Мясо, которое употребляли в пищу на местах, не всегда поступало на стол со двора или из хлева. Единственным крупным животным, которое никогда не ели, разве что в голодные годы, был волк, мясо которого считалось отвратительным
. Некоторые жители Бургундии считали деликатесом мясо лисы, «если она провисит в саду на сливе две недели во время морозов». Белки были настолько ручными, что старик мог убить их палкой; их ели в Морване и в Ландах. В Альпах люди доставали из нор и варили сурков, которые были удобны тем, что очищали свои желудки перед тем, как впасть в спячку. Иногда вареного сурка в течение суток вымачивали в воде, чтобы удалить мускусный запах. Его мясо было маслянистым и имело легкий привкус сажи. Сало сурка втирали в больные части тела при ревматизме, а жир жгли в лампах. В Пиренеях медведи иногда ели людей, но люди их не ели, пока туристы не создали рынок для необычных видов мяса. Путеводитель по Тулузе и окружающей ее местности, изданный в 1834 году, сообщал, что «от случая к случаю, когда местные жители убивают медведя, на стол может быть подан бифштекс (так! – Авт.)[58] из этого очень хорошего мяса».В первый момент трудно представить себе, как кто-то мог выжить на этой традиционной пище. Социалист-революционер Прудон, который провел детство в Безансоне, свидетельствовал: его семья выросла
«высокой и сильной» на жареной кукурузной муке, картошке и овощных супах, хотя от такой еды они должны были бы стать низкорослыми и болезненными. Во многих диетах, которые описаны в мемуарах и в завещаниях, когда упоминаются pensions alimentaires («средства на содержание») кого-либо, заметен губительный недостаток витаминов и белков. В некоторых случаях почти единственным источником калорий были злаки в виде хлеба. Но выясняется, что Прудон в те годы, ухаживая значительную часть дня за коровами, наполнял свой живот зерном, семенами мака, горохом, рапунцелем, козлобородником, вишнями, виноградом, плодами шиповника и ягодами терна. В более теплых частях Франции это неучтенное меню могло быть еще сытнее. Агриколь Пердигье, живший возле Авиньона, лакомился персиками, виноградом, абрикосами и фигами, а также дикими плодами, видов которых было столько, что он не все мог назвать по-французски. В 1862 году во Франции было больше 3 миллионов ульев (один на тринадцать жителей); это доказывает, что меню ее жителей не всегда было таким ужасным, как о нем писали. На фоне такого однообразного кулинарного пейзажа айва, выдержанная в меду и затем поджаренная на углях, могла стать незабываемым пиршеством.