Открытие Индии (сборник)

Енаралов медленно вынул из кармана бумажник, так же показательно неторопливо размахнулся и бросил. На удивление легко и точно бросил, как будто и не было двухсотпятидесятикубовой формалиновой блокады. Мелькнула мысль, что в кои-то веки несвоевременная Оксанина страстность оказалась, х-хэ, своевременной.

Кайысов поймал бумажник почти неуловимым движением левой руки. «Коловорот» в правой при этом не шелохнулся ни на миллиметр. Молодец, уважительно подумал Карен и сказал:

– На карточке пятнадцать с мелочью. Пин-код сорок четыре – двенадцать.

Кайысов ловко раскрыл бумажник одной рукой, извлёк купюру, по виду полтинник, и кинул бумажник обратно.

– Просьба выполнена, зомби. Формалинщиком тебя назвал Осмолов.

Карен покачал головой. Осмолов… Вот сука какой. Друг и соратник. Пуд соли. И формалина не меньше. А потом – «Серебряный дождь», и… Сука.

– Пятнашка, парень, – снова попробовал он убедить Кайысова. – Подумай. Пятнадцать штук живых, конвертируемых денег. Мне всего-то несколько часов нужно. Трупака беглого достану, а потом обещаю прийти, куда скажешь. Дергачу про задержку соврёшь, что менты тормознули.

– Дергачу? С какой стати? Он же бережёт тебя, как не знаю, что. Я не от Дергача, а от Осмолова. Ты для него лишний, зомби. Слишком уж за народишко трясёшься.

Похоже, Кайысов не врал. Карен уже несколько месяцев наблюдал вокруг Осмолова какое-то шевеление «серебряных», слышал краем уха разговоры о «пути Танатоса», мире без теплокровных, но считал всё это глупостями изнывающих от безделья живых покойников. Выходит, напрасно.

– И всё равно напрасно отказываешься, – сказал Карен.

– Да ты ёкнулся что ли? Я вовсе не отказываюсь, – всё так же весело возразил тот. – Завалю тебя, тогда и возьму. Всё сразу. Карточку, деньги, нож. У тебя очень хороший нож, зомби. Только возьму уже не как подачку, как трофей. – Он приподнял ствол «Коловорота» (по глазам Карена чиркнул алый лучик прицела), но, почему-то передумав стрелять, вновь опустил. – Скажи мне, Карен, – спросил он, впервые назвав Енаралова по имени. – Ты, правда, сжираешь этих… покойников беглых? Ну, шатунов?

– Только сердце, – сказал Карен.

– М-мать! – проговорил восторженно Кайысов. – И тебе не противно, да? А вообще, как это, быть бессмертным?

– Мёртвым, – глухо поправил Карен.

– Ну да, да, мёртвым.

– Скоро узнаешь, – сказал Карен, делая первый шажок. – При любом исходе, Кайысов. При любом.

 «Коловорот» торопливо заперха…

* * *

…дёргивался, скрёб по полу ободранными до костей пальцами. Под ним расплылась чёрная лужа; запах, наверное, стоял тошнотворный. Карен вынул из рюкзачка ретрактор, вдавил губки в разрез на груди шатуна, быстро заработал рукояткой. Причины для спешки были серьёзные: окислитель, начинявший девятимиллиметровые пули «Коловорота», распространялся и действовал стремительно в любой органической среде, хоть живой, хоть мёртвой.

Труп был давнишний, изрядно сопрелый: одно ребро почти сразу лопнуло. Нехорошо выругавшись полным голосом, Карен погрузил в гадкую дыру руки…

Сердце он, конечно, не съел – спустил во взятый как раз для такой цели термос с широким горлом. Слишком дорого стоил нынче этот пропитанный возбудителем некротии полуфабрикат препарата АМ, чтобы просто взять и схарчить его в одиночку, как случалось раньше. Конечно, и тогда было положено уничтожать шатунов целиком, но слишком уж большой прилив сил давало съеденное сердце, чтобы удержаться.

Впрочем, в те годы препараты для амортализа готовили из генетически чистых лабораторных животных. По всей вероятности, именно одна из таких зверушек, случайно или намеренно выпущенная в место обитания бичей (слово бомж тогда почти не использовали) и спровоцировала эпидемию некротии. Времена были другие, с эпидемиями боролись жестоко. Город зачистили от бродяг в течение полутора недель. Видимо, не от всех. Счастливчики, избежавшие ведомых формалинщиками поисковых групп, мучительно умерли в потайных дырах. А сейчас начали массово вставать. Почему-то сейчас. Будто по заказу.

Карен закрутил барашек герметичной крышки, тщательно упаковал термос в прорезиненный мешок. Потом щедро облил наконец-то угомонившийся прах шатуна реагентом из канистры, тем же реагентом протёр руки. Кожу начало пощипывать. Карен как всегда запоздало подумал, что перчатками стоит пользоваться даже формалинщикам. Он бы, наверное, вспомнил о них ещё дома, кабы не Оксана.

Кожу жгло всё сильнее. Пришлось спешно мыть руки раствором марганцовки, спиртом, смазывать кремом. Потом он обработал мешок с термосом, инструменты и «Коловорот» покойного (окончательно, без надежды на воскресение покойного) Ёкая-Кайысова. В последнюю очередь Карен снял с себя клеенчатый фартук и прикрыл им мертвеца. Так было принято. Традиции сильны не только у космонавтов и дальнобойщиков.

Когда он уходил, под фартуком зашипело и забулькало густое сатанинское варево. Реагент начал работу по окончательной утилиза…

* * *

…лыбался Лёва Осмолов широко, дружелюбно, без тени фальши. Не как зомби, как живой. Среди членов Клуба так улыбаться, пожалуй, умел только он.