– А вот и его высокое благородие господин енарал от патологоанатомии! Давно не виделись. – Осмолов сделал приглашающий жест, ногой подтолкнул навстречу Карену стул. – Располагайся, ваше-ство. Между прочим, тебя Дергач искал. Сильно гневался. Обещал, как всегда, отыметь в рот, насадить на шампур и закопать. Всё сразу. Ты в курсе?
Карен сказал, что в курсе и сел напротив Осмолова. Сумку он втиснул между правым боком и подлокотником, положил сверху расслабленную руку. Стаф, торчащий у входа, не озаботился даже поинтересоваться, что за кладь несёт посетитель. Карену, чтобы пройти, оказалось достаточно помахать перед ним клубной карточкой. Покойный Кайысов в таких случаях бывал неумолим.
– Ну, рассказывай, Лёва, – сказал Карен.
– А что рассказывать? – Осмолов дурашливо нахмурился, изображая недоумение.
– Что хочешь. Но я бы предпочёл правду. Сразу. Без преамбул и кривляний. Чем тебе мешает формалинщик Енаралов, и для чего тебе нужны шатуны.
– Нет, кроме шуток?!
– Кроме.
И Лёва заговорил. Он умел говорить красноречиво и убедительно – даже неся совершеннейшую чепуху. Особенно неся пафосную и банальную чепуху. Как сейчас.
Карену нравилось его слушать ещё в ту пору, когда они оба были живыми лейтенантами медицинской службы.
Нравилось слушать и теперь.
А Лёва говорил о том, как предательски устроена вселенная, где вечную молодость нужно покупать задорого – и это тогда, когда её можно получить бесплатно. Безо всяких прививок и обязательных последующих «припарок», «Серебряных дождей» или того гаже, формалиновых блокад. Например, всего лишь выпив стакан сырой воды или приняв едва заметно пахнущую прелью пилюлю. О том, что шатуны, эти апостолы нового мира, встают неспроста, и неспроста ассенизаторы раз за разом ковыряются в нужных местах в нужное время – «серебряные» с Лёвой во главе платят им за то весьма щедро. О том, что убивающая ради последующего возрождения некротия не кара божья, а щедрый дар, поднесённый стране удивительно вовремя. Именно тогда, когда сделалось окончательно ясно: либеральные ценности – куда большее дерьмо, чем коммунистические идеалы. Умному Лёве это давно было ясно уже из названий: идеалы, в отличие от ценностей, не могут быть предметом купли-продажи. Он говорил о том, что страна больна, больна смертельно, лечить её испытанными средствами чересчур долго, кроме того, нет никакой гарантии выздоровления. О том, что единственным методом побороть болезнь является разработанный Осмоловым и поддержанный практически всеми «серебряными» альтернативный проект перерождения России. «Путь Танатоса». О том, как страшно мешает рождению нового мира охотник на шатунов бывший Лёвин друг Карен Енаралов. Упрямый осёл, не желающий понять, что на смену прокисшей цивилизации теплокровных мещан должна заступить другая, впитавшая в себя смерть вместо материнского молока и оттого – бесконечная. Что пугающие Карена жертвы некротии – пустяк, а один живой мертвец, имеющий абсолютный иммунитет к разложению, на десять тысяч медленно гниющих трупов – отличный «выход годного». Что формалинщики и «серебряные», привитые смертью и обручённые с нею, необходимы нарождающейся прямо сейчас культуре зомби как пестуны. Что стать по-настоящему бессмертным можно только умерев. Что, наконец, только цивилизация, избавленная от необходимости растрачивать ресурсы на пустяки, не обременённая телесным, способна шагнуть к звёздам.
Енаралов слушал Лёву, прикрыв глаза, и кивал, соглашаясь. Рука его, словно гладя невидимую кошку, скользила в сумку и обратно. Он почти нежно трогал рубчатую рукоятку «Коловорота», гладил пальцем спусковой крючок. Флажок предохранителя был опущен с самого начала.
Когда Осмолов произнёс «новый мир» в третий раз, Карен сказал себе: ну давай.
Отдача у «Коловорота» едва ощущалась.
Клетка
Игорь держал телефонную трубку двумя пальцами, на некотором удалении от уха, кривился и монотонно повторял: «Да, да, конечно, любовь моя, разумеется, солнышко». Со стороны могло показаться, что он брезговал трубки и женского голоса, доносящегося из неё, но это было не так. Игорь просто боялся испачкать аппарат в краске, которая – основания подозревать эту неприятность были – забрызгала ему всю правую половину лица. А впрочем, какого чёрта, перед кем юлить? – всё верно, голос жены был ему сейчас крайне неприятен. Игорь дождаться не мог, когда она замолчит. Когда заткнётся.
Похоже, Светка это наконец-то поняла.
– Игорёк, кажется, ты чем-то расстроен? Неужели я всё-таки тебя разбудила?
Ах, ах, ангелочек даёт понять, что чувствует себя виноватой. Но виноват в её виновности (тавтология или каламбур?) чёрствый муж, который недостаточно мучительно переживает недельную разлуку.
Ладно, подумал Игорь, поиграем.