Джон шел и время от времени думал о том, как это странно — его ноги идут как будто сами по себе и при этом почему-то правый башмак все время задевает левый и бьет по косточке, и никогда наоборот. Слабость демонстрировала каждому, сколь ненадежна его конструкция. Они все согнулись. Странно, разве человек не рожден с прямою спиной? Бороды обледенели, без огня их ни за что не освободить от сосулек. А ведь это дополнительный груз. Такая обледеневшая борода согнет любого в три погибели. Мысли становились все более туманными и разбегались при всякой попытке собрать их. По временам кто-нибудь из вояжеров начинал по-детски капризничать, поднимал крик из-за какого-нибудь сущего пустяка: Перро вдруг заявил, что не желает больше идти за Самандре, потому что у того, дескать, по-дурацки болтаются штаны. Потом опять многочасовое молчание, и только скрип шагов. Вдруг кто-то решил, что они направляются не к форту, а, наоборот, от него. Быть может, их судьба уже давно была предрешена.
Откуда у Бека берется так много сил? Разве это справедливо, что такой тщеславный и к тому же непостоянный человек оказался более выносливым, чем остальные? Красавцам, похоже, даются свои, особые резервы, которые довольно трудно оценить. Им главное во что бы то ни стало спасти свою красоту, и это делает их такими целеустремленными.
На ужин «горная труха», каждому по горстке, результат многочасовых поисков. Серые, морщинистые лица.
14-е сентября. Видели нескольких оленей, но ни одного не подстрелили. Мишель случайно задел курок дрожащими от волнения пальцами и выстрелил слишком рано, остались без добычи. Мишель рыдал от отчаяния. Креди присоединился к нему.
Худ значительно отстал от группы, лишь спустя несколько часов он, поддерживаемый Ричардсоном, добрался до палаток, где уже раздавали собранную «горную труху», которую он не переносил.
— Я там немного пошалил, — сказал он с улыбкой, опустился на колени и рухнул на землю.
Сознания он не потерял. Это было бы слишком, все-таки любопытно, что их там ждет еще впереди. Правда, рисовать, как прежде, у него уже не получалось, зато глаза и голова пока еще работали исправно, старательно переваривая все подряд и отвлекая его от собственных невзгод.
Перро залез в свой вещмешок и достал оттуда несколько кусочков мяса для Худа, сказав, что это он, мол, накопил за последние дни. Он подарил Худу целую пригоршню мясных объедков. Все девятнадцать членов экспедиции плакали, даже Бек и Хепберн. Какая разница, откуда это мясо взялось у Перро! Все - таки она проявилась, человеческая честь, пусть ненадолго, но зато ясно и отчетливо.
— А я все же думаю, что Июнь вернется! — сказал Август. — Вернется и принесет много мяса!
— Мясо! Ура!
Они обнялись и были пьяны от надежды. Скоро они будут дома! Тут всего ничего!
Так закончилось 14-е сентября, славный день.
23-е сентября. Пельтье, уже несколько дней стонавший, что каноэ слишком тяжелое, впал ни с того ни с сего в ярость и грохнул лодку на землю, повредив ее в нескольких местах. Ему пришлось ее снова взвалить на себя и нести дальше. Если повезет, ее можно будет еще починить.
Когда же поднялся ветер и пошел снег, Пельтье повернул каноэ так, что очередной порыв просто вырвал ненавистную ношу у него из рук. Теперь ничего не оставалось, как бросить лодку тут. Пельтье не скрывал своего триумфа, и это пугало. Другое каноэ нес Жан-Батист Беланже — надолго ли его хватит? Джон увещевал его, как мог:
— Мы на верном пути, но без каноэ мы пропадем.
Чуть позже Джон установил, что выбрал неверный путь. Магнитная стрелка в здешних местах не работала, она вертелась просто по кругу. Настала страшная минута: полуживой от голода командир должен был сообщить своим полуживым от голода спутникам, что им предстоит изменить курс. Это требовало мужества, и собрать его стоило величайших усилий.
— Момент истины, — пробормотал Бек, глядя в никуда.
— Он сбился! — прошипел Вайян.
— Если бы вы знали столько же о навигации, сколько знаю я, вам было бы совершенно не страшно. Здесь трудно ориентироваться, но выбраться можно, если руководствоваться логикой и научными сведениями.
Они поверили ему только потому, что вынуждены были поверить. Они слишком все ослабели, чтобы на самом деле верить во что-то. Теперь они все боялись, что им придется здесь умереть.
То, что Худ держался так мужественно, было крайне важно. Мичман уже выглядел как покойник, но его оптимизм служил укором всякому, кто пытался хотя бы чуть-чуть себя пожалеть. Почему-то все были уверены: как только Худ умрет, всех ждет конец.
Когда они вышли к какому-то озеру, Джон приказал прорубить во льду прорубь, чтобы попытаться поймать рыбу, но тут оказалось, что сетей не осталось. Вояжеры сочли их слишком тяжелыми, чтобы тащить, теперь они лежали где-то далеко в лесу, под снегом.
Два часа спустя Жан-Батист Беланже споткнулся, как плохой актер, которому было сказано, что в этом месте он непременно должен споткнуться. Зато само место было выбрано превосходно: они как раз шли по краю глубокого обрыва. Последняя лодка разбилась вдребезги!