Открытие медлительности

Передали подарки: два котла и множество ножей. Затем начался обмен. Эскимосы предложили трубки и стрелы, копья и деревянные солнцезащитные очки, за это они хотели получить все, что только попадалось им на глаза из металлических предметов и приборов. Довольно скоро они перешли на самообслуживание, самостоятельно отбирая необходимые им вещи. Мило улыбаясь, они совали нос куда только можно и умудрились стащить у Бека пистолет, а у Хепберна — плащ. Бек кинулся отбирать свой пистолет, но они заголосили дружно «тейма» и не отдали добычу.

Джон сидел, как скала, и не двигался. Он знал, что ему самому от чужих ловких рук ни за что не уберечься, и потому призвал к себе Хепберна. Один из эскимосов как раз попытался отрезать у него пуговицу с мундира. Джон только посмотрел на него внимательно. Хепберн шлепнул его по рукам и отослал к Худу, у которого полно было пуговиц на обмен. На какое-то время это подействовало.

Царила полная неразбериха, и как с ней управиться, пока было неясно, оставалось только выжидать. Джон чувствовал, что стоит ему сейчас подняться, выказать тревогу или начать кричать, командовать — на экспедиции можно будет ставить крест. К тому же эскимосы прекрасно понимали, что такое пистолеты и ружья. Едва только кто-нибудь из белых приближался к своему оружию, они тут же вцеплялись в него и кричали хором «тейма, тейма», а некоторые принимались ритмично похлопывать невольного пленника по груди.

Худ отыскал веревку и привязал себе к ноге ящик с астрономическими инструментами, да так крепко, что, если бы кто-нибудь надумал посягнуть теперь на это сокровище, тому бы пришлось тащить с собою и Худа. Затем он достал альбом и начал рисовать, выбрав в качестве модели одну из женщин. Он потратил немало труда на то, чтобы воспроизвести татуировку на ее лице, лоб с выступающими надбровными дугами, глаза. Эскимосы заглядывали ему через плечо и громко сообщали модели, к какой части тела теперь приступил художник. Женщина охотно выставляла на обозрение то, что требовало, по ее разумению, особой точности: зубы, язык, правое ухо, левое ухо, руки, ноги. Портрет получился странный — отдельные детали не складывались в привычное целое. Но эскимосам он очень понравился, и они склоняли головы то вправо, то влево, чтобы разглядеть все как следует до последней мелочи. Теперь тут собралось почти все племя, им всем хотелось посмотреть. Когда Худ закончил работу, он преподнес ее своей добровольной натурщице и приложился к ручке. От радости она застыла на месте, а потом высоко подпрыгнула.

Но вот появился колдун. Наряженный в медвежью шкуру, он, рыча и пыхтя, на четвереньках, принялся ходить кругами вокруг белых пришельцев. Август сказал только, что это особый заговор, медвежий, чтобы отвести беду. Потому что колдун считает всякое рисование крайне опасным. Неожиданно все эскимосы подхватились и бросились бежать. Рассевшись по лодкам, они тут же спешным порядком отчалили от берега. На месте встречи осталось лежать немало добра, которое они только что добыли хитростью и ловкостью, а кое-что и выменяли честным образом. Женщина бросила свой портрет, решив вместо него прихватить протрактор, чертежный инструмент, которым Худ пользовался при составлении ландшафтных карт. Потом она все-таки передумала, вернулась и положила протрактор назад, а вместо этого опять взяла свой рисунок. Она едва успела запрыгнуть в последнюю лодку, из тех, что были открытыми, в них сидели одни только женщины. В считаные минуты бухта опустела и снова стала такой же безлюдной, как утром.

— Мы спасены, — сказал Ричардсон. — Вот только зря старались. От них нам все равно никаких продуктов было бы не получить.

Август подтвердил:

— Они не хотели иметь с нами никаких дел. Это инуиты с западного побережья. Летом они селятся в хижинах из топляка, а зимой в круглых шатрах из снега и льда, обитают в основном тут, на суше. Им уже не раз приходилось сталкиваться с белыми людьми, и ничем хорошим это не кончалось. Они собирались нас убить, но нас охраняют слишком сильные духи. Дух медведя хотел нас сожрать, но большая женщина, что живет под морем, не дает причинять нам вреда.

— Тогда давайте трогаться в путь, к морю, — сказал на это Джон. — Там ей нас легче будет охранять.

21-го августа они разбили лагерь на мысе Тернагейн. Положение становилось все более серьезным.