Открытие Норильска

Питание у нас своеобразное, к нему надо привыкнуть. Хлеб, конечно, не годится: он так промерзает, что от него топор отскакивает. Остаются только сухари и сушки да чай. Обед варить долго, хотя для скорости мы взяли с собой примус. Остается строганина - основной продукт питания северян зимой. Берешь с санки мерзлого чира или нельму килограммов на шесть, сунешь на минутку в печку, чтобы кожа чуть обтаяла, снимаешь ее пластом и начинаешь строгать вдоль острым ножом в стружку. Берешь ее, макаешь в соль, заедаешь сухарями и запиваешь чаем, непременно крепким и черным, как смоль. Вот и обед. После него первое время в желудке появляется ощущение пустоты и холода, как -будто ничего не ел. Однако вскоре оно надолго сменяется чувством большой сытости. Утром после такого завтрака можно спокойно весь день работать, несмотря на большой мороз.

По вечерам к нам приходят в чум наши пастухи «гостевать» - попить чайку с сушкой, поговорить. Расспрашиваем, какие еще реки, кроме Еловой и Листвянки, падают в Норильскую. Костя говорит, что есть еще речка, в которой водится круглый, как валек, сиг, оказавшийся после определения в Красноярской ихтиологической лаборатории новым видом: корегонус цилиндратус.

Мы тогда назвали и эту речку «Валек». Теперь против е устья, на левом берегу, стоит пристань и поселок, тоже Валек.

По мере продвижения на север берег озера становится более приглубым и начинает отворачивать на северо-восток. Тут на стоянке нас захватила жестокая пурга с юго-запада, которую ничто не предвещало. Было тихо, слегка пасмурно, барометр не падал. Пурга с юго-запада налетела внезапно ночью. Мы только почувствовали, как затрясся чум и загудел его брезентовый чехол. Однако чум не опрокинулся, так как был поставлен по правилам, вдоль заструг, обозначающих направление господствующих ветров в этом месте. Ветер бушевал трое суток, и мы знали, что делается у наших пастухов, хотя до их чумов было не более 100 м. Из-за снежного вихря их стоянку не видно, да и ветер валил с ног. Даже нарты с грузом в 3-4 шагах от нас еле видны, и до них, чтобы взять продовольствие или керосин, приходилось добираться ползком.

Пурга кончилась, стало ясно и тихо. Надо искать оленей. Где? Только на ветер, на юго-западе. В сильную пургу олени сбиваются в плотную массу лбами против ветра, наиболее сильные быки впереди, послабее и важенки сзади. Так и стоят против ветра, подаваясь вперед при сильных порывах. Кто не выдержал, повернулся по ветру, тот погиб: снежная пыль забьется под шерсть и заморозит. Обычно на стоянках пару-другую оленей держат у.умов на аркане. На них утром и ездят собирать стадо. Искать пропавших оленей поехали Костя с Афанасием и вскоре пригнали все стадо без потерь. Оно ушло к Норильским горам километров на 15.

Через два дня, обойдя озеро с севера, подошли к истоку р. Пясины. Здесь будет стоянка и определение астрономического пункта. Исток перегорожен высокой валунно-галечной грядой, которая тянется вдоль северного края озера в широтном направлении. Ее наши пастухи называют Ньяпан. Она-то и создала подпруду, образован мелководное озеро. Фарватер-желоб на озере представляет русло той же р. Норильской, которая ниже гряды вытекает уже под названием Пясины. Русло реки по озеру - его фарватер вполне судоходен, меньше 1,5 м даже сейчас, по низкой зимней воде, мы не находили.

Недалеко от нашей стоянки находится стойбище нганасан. Эта народность в то время еще сохраняла своеобразие в своих обычаях, покрое одежды и речи. Русский язык они понимают, но говорят на нем оригинально, понять его можно не сразу. Нганасаны - исконные оленеводы, кочуют зимой у границы лесов, а летом - у Таймырского побережья. Увидя нашу стоянку, они пришли в гости. Угощаем их чаем, сушками, всем, что у нас есть. Один нганасанин - И. Горнок летом, оказывается, откочевывает к устью Пясины. Я воспользовался этим и расспросил его о глубинах и времени вскрытия там льда. Он уверяет, что устье очень мелководно: «дикий бежит, глаз-мера, все бежит», т. е. вспугнутый дикий олень бросается в воду, но не плывет, а бежит по мелководью, пока не скроется из глаз. А о вскрытии реки он сказал так: «Гусь-щенок вода-место узнал, лед не живет». Это значит, что, когда выведутся гусята и спустятся на воду, лед на устье исчезает. Я с Горноком договорился, чтобы он ждал нас на устье до осени, т. е. до начала полетов молодых гусей, и помог или вернуться, или выйти в море, если устье так мелководно.

Закончив работу на истоке, повернули вдоль восточного края озера на юг и вернулись в Норильск в самом конце декабря. Здесь все здоровы, штольня понемногу движется вперед, прошли метров 6, уголь идет хороший, отлично горит в камельках.