Открытие природы: Путешествия Александра фон Гумбольдта

Джефферсона интересовали все науки: и садоводство, и математика, и метеорология, и география. Его пленяли окаменелые кости, особенно мастодонта – огромного вымершего родича слонов, расхаживавшего по внутренним районам Америки всего 10 000 лет назад{575}. В его библиотеке теснились тысячи томов, сам он тоже написал книгу – «Записки о штате Виргиния» (Notes on the State of Virginia), подробное описание экономики, общества, природных ресурсов и растительности, настоящий гимн ландшафтам Виргинии.

Подобно Гумбольдту, Джефферсон легко ориентировался во всех науках. Он тоже был фанатиком всяческих измерений, составил огромное количество всевозможных списков – от сотен видов растений, выращиваемых им в Монтичелло, до таблиц ежедневных температур воздуха. Он считал ступеньки лестниц, вел список писем от внучек, всегда носил в кармане линейку. Казалось, его мозг не ведает отдыха{576}. При таком президенте-эрудите, как Джефферсон, Белый дом стал центром науки, где излюбленными застольными темами были ботаника, география, исследование неведомых земель. Он был еще и президентом Американского философского общества{577}, основанного еще до революции, в частности Бенджамином Франклином, ставшего к тому времени самой крупной научной площадкой США. По словам современника, Джефферсон был «просвещенным философом, выдающимся натуралистом, первым политиком всего света, другом и украшением науки… отцом-основателем нашей страны, верным стражем наших свобод»{578}. Этому человеку, понятно, не терпелось познакомиться с Гумбольдтом.

На дорогу из Филадельфии ушло три с половиной дня. Вечером 1 июня Гумбольдт и его спутники въехали наконец в Вашингтон. Уже следующим утром Джефферсон встречал в Белом доме Гумбольдта{579}. Президент приветствовал 34-летнего ученого в своем личном кабинете{580}. Джефферсон хранил здесь набор столярных инструментов – любил мастерить собственными руками всякую всячину, от вращающейся книжной полки до хитрых дверных замков, часов и даже научных приборов. На подоконниках красовались розы и герань в горшках – Джефферсону нравилось ухаживать за ними. Стены украшали всевозможные карты и таблицы, полки ломились от книг. Оба выдающихся человека моментально прониклись друг к другу симпатией.

На протяжении последующих дней они виделись неоднократно. Как-то под вечер, когда столица начала погружаться в сумерки и зажигались первые свечи, Гумбольдт, войдя в гостиную Белого дома, застал президента в окружении полудюжины внуков. Все весело смеялись и друг над другом подтрунивали. Джефферсон не сразу заметил Гумбольдта, наблюдавшего эту трогательную сцену. «Вы застали меня врасплох, я дурачился, – произнес он с улыбкой. – Но я уверен, что перед вами мне не за что извиняться»{581}. Гумбольдт был счастлив найти своего героя «живущим с простотой философа»{582}.

Всю следующую неделю Гумбольдт и Бонплан были только тем и заняты, что спешили со встречи на званый обед, а оттуда на новую занимательную встречу{583}. Все с радостью знакомились с бесстрашными землепроходцами и жадно внимали их рассказам. По словам одного американца, Гумбольд был «объектом всеобщего внимания»{584} – настолько, что Чарльз Уилсон Пил, художник из Филадельфии, организовавший эту поездку в Вашингтон, принялся вырезать силуэты Гумбольдта и Бонплана и одну такую поделку презентовал Джефферсону. Гумбольдта познакомили с министром финансов Альбертом Галлатином, назвавшим его рассказы «изысканным умственным наслаждением»{585}. На следующий день Гумбольдт отправился в Маунт-Вернон, имение Джорджа Вашингтона в пятнадцати милях к югу от столицы. Самого Вашингтона уже четыре с половиной года как не было в живых, и Маунт-Вернон успел превратиться в популярный туристический объект; Гумбольдту тоже захотелось посетить дом героя революции. Государственный секретарь Джеймс Мэдисон устроил в его честь прием, на котором его супруга Доротея, очарованная гостем, не скрыла, что «все дамы твердят, что в него влюбились»{586}.