Открытие природы: Путешествия Александра фон Гумбольдта

Гумбольдт был счастлив помочь: США приводили его в восторг. По его словам, эта страна двигалась к «совершенному» обществу, в отличие от Европы, зажатой в монархии и деспотизме. Он не жаловался даже на невыносимую влажность вашингтонского лета, ведь «лучшим на свете воздухом дышится на свободе»{603}. Он многократно повторял, что любит этот «прекрасный край»{604}, и обещал туда вернуться в свое время для исследований.

Всю эту неделю в Вашингтоне собеседники разговаривали о природе и политике: о сборе урожая и почвах, становлении наций. Гумбольдт, как и Джефферсон, верил, что только аграрная республика принесет счастье и независимость. Колониализм же, наоборот, принес разруху. Испанцы явились в Латинскую Америку за золотом и лесом, готовые добывать то и другое «или силой, или путем обмена», сжигаемые, как говорил Гумбольдт, одной «неуемной алчностью»{605}. Они истребили древние цивилизации, местные племена, вековые леса. Описание, которое Гумбольдт привез из Латинской Америки, было написано яркими красками жестокой реальности; все подтверждалось достоверными фактами, данными и статистикой.

Бывая на мексиканских шахтах, Гумбольдт занимался не только их геологией и производительностью, но и губительным влиянием горных разработок на значительную часть населения. На одной из шахт он с ужасом наблюдал, как туземные работники карабкаются с огромными валунами по 23 000 ступеней, вынужденные преодолевать этот подъем за одну смену. Их использовали как «одушевленные машины»{606}, как невольников, система была совершенно рабовладельческая, хотя называлась иначе, репартимьенто, и предполагала почти безвозмездный тяжкий труд на испанцев{607}. Принужденные покупать втридорога все необходимое у колониальной администрации, работники превращались в рабов, засасываемых в водоворот долгов и зависимости. У испанского короля была даже монополия на снег в Кито, Лиме и других городах колоний: снег применялся для изготовления шербета для богатой элиты. Гумбольдт называл абсурдной ситуацию, при которой «упавшее с неба» считается принадлежащим испанской короне{608}. На его взгляд, политика и экономика колониальных властей были основаны на «безнравственности»{609}.

В своих путешествиях Гумбольдт не переставал поражаться тому, как упорно колониальная администрация (и даже проводники, гостеприимные хозяева, миссионеры) побуждает его, бывшего инспектора шахт, искать благородные металлы и драгоценные камни. В ответ он настойчиво убеждал их, что они заблуждаются. Зачем вам золото и драгоценности, удивлялся он, когда вы живете на земле, которая даже при слабой обработке способна родить богатые урожаи?{610} Разве не это – верный путь к свободе и процветанию?

При этом Гумбольдт не мог не видеть, как население прежде плодородных земель, подвергшихся избыточной эксплуатации и ставших с течением времени никуда не годными, обрекало себя на голод{611}. Например, в долине Арагуа, на озере Валенсия, он стал свидетелем того, как блажь людей во всем мире красочно одеваться обрекает местный люд на бедность и зависимость: индиго, легкая в возделывании культура, из которой добывается синяя краска, вытеснило кукурузу и другие пищевые культуры. Как никакая другая культура, индиго «обедняет почву», отмечал Гумбольдт. Земли выглядели истощенными, и Гумбольдт предрекал, что через несколько лет на них уже ничего не сможет расти. Почва эксплуатировалась, «как горные выработки»{612}.

Позже, на Кубе, Гумбольдт писал о том, как большие площади острова безжалостно лишают леса для создания сахарных плантаций{613}. Повсюду, где он ездил, он наблюдал, как товарные культуры заменяют «те культуры, которые давали пропитание»{614}. Куба не производила почти ничего, кроме сахара, из чего следовало, делал вывод Гумбольдт, что без завоза еды из других колоний «остров будет голодать»{615}. Это был рецепт зависимости и несправедливости. Нечто похожее происходило и в окрестностях Куманы: там выращивали столько сахарного тростника и индиго, что приходилось покупать за тридевять земель все то, что легко можно было бы выращивать самим. Монокультура и товарные культуры не создадут счастливого общества, говорил Гумбольдт. Требовалось ввести натуральное хозяйство, основанное на зерновых культурах и варьировании таких культур, как бананы, лебеда, киноа, кукуруза и картофель{616}.