Открытие природы

Мьюр толковал идеи Гумбольдта по-другому. Он требовал сохранения природы, под которым понимал защиту от влияния человека. Мьюр хотел сохранить леса, реки и горы нетронутыми и преследовал эту цель с железной непреклонностью. «У меня нет плана, системы, хитрости для их (лесов) сохранения, – говорил он, – но я просто собираюсь стучать молотком и бить в барабан что есть мочи»{2172}. Он также привлекал общественное мнение и поддержку. Когда десятки тысяч американцев читали статьи Мьюра, а его книги становились бестселлерами, его голос безбоязненно звучал на весь Североамериканский континент. Мьюр стал самым ярым защитником девственной американской природы.

Одним из его важнейших проектов была борьба против плана постройки дамбы в долине Хэтч-Хэтчи, не такой известной, как Йосемитский национальный парк, но не менее эффектной{2173}. В 1906 г., после большого землетрясения и пожара, город Сан-Франциско, давно сталкивавшийся с нехваткой воды, обратился к властям США с просьбой перегородить дамбой реку, протекающую по долине Хэтч-Хэтчи, с целью создания резервуара воды для растущего города. Начав борьбу с дамбой, Мьюр написал Рузвельту, напомнив их путешествие в Йосемити и объяснив срочную необходимость спасать Хэтч-Хэтчи. В то же самое время Рузвельт получил заказанные им доклады инженеров, утверждавшие, что дамба – это единственное решение проблемы нехватки воды. Убеждения сторонников защиты дикой природы столкнулись с запросами цивилизации{2174}. Ставки были велики.

По мере того как Мьюр писал все более пламенные статьи и Сьерра-Клуб призывал людей обращаться к президенту и политикам, борьба за Хэтч-Хэтчи становилась общенациональным протестом. Конгрессмены и сенаторы получали тысячи писем от обеспокоенных избирателей, ораторы Сьерра-Клуба выступали перед правительственными комитетами, New York Times звала борьбу «всеобщей битвой». Но после многолетней агитации Сан-Франциско победил, и начали возводить дамбу. Хотя Мьюр был безутешен, он увидел, что вся страна «очнулась от сна»{2175}. С Хэтч-Хэтчи пришлось проститься, но родилась идея национального протестного движения в защиту природы. Активисты усвоили суровые уроки. «Все оцениваемое в долларах ненадежно, тем более охрана», – говорил Мьюр{2176}.

За все эти десятилетия Мьюр никогда не переставал грезить о Южной Америке. В первые годы жизни в Калифорнии он не сомневался, что попадет туда, но все время возникали разные препятствия{2177}. «Забуду ли я Амазонку, величайшую реку Земли? Никогда, никогда, никогда. Она горит во мне уже полвека и будет гореть всегда», – написал он старому другу{2178}. В промежутках между восхождениями в горы, фермерством и политическими кампаниями Мьюр находил время для нескольких вояжей на Аляску и потом предпринял кругосветное путешествие для изучения деревьев. Он побывал в Европе, России, Индии, Японии, Австралии и Новой Зеландии, но до Южной Америки не добрался. Но мысленно он никогда не расставался с Гумбольдтом. Остановившись в своем путешествии по миру в Берлине, он прогулялся по Гумбольдт-парку, разбитому после празднования столетия великого ученого, и дошел до памятника Гумбольдту, стоящему перед университетом{2179}. Друзья знали, насколько сильно Мьюр отождествляет себя с прусским ученым, и потому прозвали его экспедиции «твои гумбольдтовские поездки»{2180}. Один даже поместил публикации Мьюра в разделе исследований своей библиотеки «под Гумбольдтом»{2181}.

Мьюр упорно следовал идее идти по стопам своего героя. Пожалуй, с возрастом его желание увидеть Южную Америку только усиливалось. Все меньшее удерживало его дома. В 1905 г. умерла его жена Луи, а потом обе дочери вышли замуж. К семидесяти годам – возрасту, когда другие мужчины думают о том, чтобы уйти на покой, – он все еще не отказывался от своих надежд. Теперь он серьезно взялся за исследование Гумбольдта. Возможно, работа весной 1910 г. над книгой «Мое первое лето в Сьерре» возобновила его желание осуществить мечту своей молодости – в конце концов, именно его желание «стать Гумбольдтом» погнало его сорок с лишним лет назад из Индианаполиса в Калифорнию{2182}. Мьюр купил новое издание гумбольдтовского «Личного повествования…» и перечитал его от корки до корки, делая пометки и замечания на страницах. Ничто не могло удержать его. Как ни возражали дочери и друзья, он обязан был ехать, «пока не слишком поздно»{2183}. Они знали, что он может быть упрям. По словам одной из его старых знакомых, он так часто говорил об экспедиции, что она была уверена, что Мьюр не будет счастлив, пока не увидит Южную Америку.