Открытие природы

Вдоль берегов Сены, недалеко от маленькой квартиры, арендуемой Гумбольдтом в районе Сен-Жермен, сотни прачек, закатав рукава, стирали белье под пристальными взглядами сотен прохожих с городских мостов. Вдоль улиц теснились прилавки, с которых продавалось все, что душе угодно, от устриц и винограда до мебели. Сапожники, точильщики и разносчики громко предлагали свои услуги и товары. Дрессировщики показывали зверей, жонглеры демонстрировали мастерство, и «естествоиспытатели» читали лекции и знакомили с экспериментами{660}. Тут был старик, играющий на арфе, а там маленький ребенок, бивший в барабан, и собака, игравшая лапами на органе. Grimaciers[11] корчили невероятные рожи, запах жареных каштанов мешался с другими, менее приятными ароматами. По отзыву одного гостя, весь город, казалось, «только и делает, что веселится»{661}. Даже в полночь улицы оставались заполненными людьми, которых развлекали музыканты, актеры и фокусники. Как отмечал другой путешественник, весь город пребывал в «непрекращающемся волнении»{662}.

Чужестранцев поражало то обстоятельство, что люди всех классов жили под одной крышей в больших домах: от герцога, занимавшего величественный первый этаж, до слуг и модисток, ютившихся в мансарде пятого этажа. Грамотность как будто перестала быть классовой привилегией: даже девушки-цветочницы и торговки безделушками погружались в книгу, когда рядом не оказывалось покупателей{663}. Книжные лавки одна за другой украшали улицы, и разговоры за столиками, ютящимися на мостовых перед ресторанами и кафе, обычно были о красоте и живописи или «умозаключении на какую-нибудь запутанную область высшей математики»{664}.

Гумбольдт восхищался Парижем и знаниями, бившими ключом на его улицах, в салонах и лабораториях. Академия наук была ядром научных изысканий, но были и другие научные центры[12]. Анатомический театр на медицинском факультете мог вместить тысячу студентов, обсерватория была оснащена лучшими приборами, и Ботанический сад по праву гордился огромной коллекцией экспонатов естественной истории и библиотекой в придачу к обширному огороду лекарственных растений. Здесь было так много того, что нужно сделать и с кем нужно встретиться.

25-летний химик Жозеф Луи Гей-Люссак поражал научный мир своими смелыми подъемами на воздушном шаре, которые он использовал для изучения земного магнетизма больших высот. 16 сентября 1804 г., всего через три недели после приезда Гумбольдта, Гей-Люссак производил замеры магнетизма, температуры и атмосферного давления на высоте 23 000 футов – на 3000 футов выше, чем Чимборасо, куда поднялся Гумбольдт{665}. Неудивительно, что Гумбольдт поспешил сравнить результаты, полученные Гей-Люссаком, с собственными, привезенными из Анд. Не прошло и трех месяцев, как оба они стали читать лекции в академии. Они так сдружились, что путешествовали вместе, а через несколько лет делили комнату и учебную работу на чердаке Политехнической школы{666}.

Куда бы Гумбольдт ни обратился, везде были новые и впечатляющие трактовки. В Музее естественной истории при Ботаническом саде он познакомился с натуралистами Жоржем Кювье и Жаном Батистом Ламарком. Кювье, исследовав окаменевшие кости и заключив, что они не принадлежат существующим животным, перевел спорную гипотезу о вымирании видов в категорию научного факта. А Ламарк недавно выдвинул теорию постепенного изменения видов, прокладывая путь эволюционным идеям. Прославленный астроном и математик Пьер Симон Лаплас работал над идеями появления Земли и Вселенной, которые помогли Гумбольдту сформировать свои идеи. Крупные ученые Парижа раздвигали границы научной мысли.

Монгольфьер над Парижем. Литография, 1846 г.

© Wellcome Collection / CC BY

Все были рады благополучному возвращению Гумбольдта. Путешествие было таким долгим, что казалось, как писал Гёте Вильгельму фон Гумбольдту, Александр «восстал из мертвых»{667}. Звучали предложения назначить Гумбольдта президентом Берлинской академии наук, но у него не было намерения возвращаться в Берлин. Даже его семья была уже не там. С тех пор как оба его родителя умерли и Вильгельм был в Риме, служа прусским посланником в Ватикане, ничто не манило его на родину.

К огромному своему удивлению, Гумбольдт узнал, что жена Вильгельма – Каролина – жила в то время в Париже{668}. Беременная шестым ребенком, она в июне 1804 г. уехала из Рима во Францию, забрав с собой двух детей после потери прошлым летом 9-летнего сына. Умеренный климат Парижа показался более подходящим для двух детей, часто страдавших от страшных лихорадок, чем тяжелая летняя жара Рима. Вильгельм, застрявший в Риме, выведывал у жены мельчайшие подробности возвращения брата. Как его здоровье, какие у него планы? Изменился ли он? По-прежнему ли люди считают его «фантазером»?{669}