Открытие себя

Однако ничего там нет, даже в виде темного диска, заслоняющего звезды. И командир неуверенным голосом сообщает, что поля тяготения «Первоконтакт» от планеты не чувствует, летит прямо, будто ее и нет.

А на пультовом телеэкране живет, сверкает красочными объектами, скалами и строениями, бурлит мелодиями и возгласами… существует с отчетливой достоверностью, обеспечиваемой близким приемом, громадный мир разумных существ. Мир, к которому стремились и летели. Мир, которого не оказалось.

– А ну, растудыть, давай напрямую! – биндюжьим голосом взревел командир того межпланетного сухогруза.

И корабль… пролетел сквозь планету гуманоидов. Сквозь место, где ей надлежало быть, – пустоту. Прошел на первой космической, ни за что не зацепившись, не ощутив даже трения-нагрева о разреженный газ – ничего, кроме пестрых помех на телеэкране.

…И на обратном пути, когда «Первоконтакт», не осуществивший контакта, опозорившийся планетолет-сухогруз, вошел в Солнечную и стали попадаться встречные корабли, командир все норовил пройти и сквозь них «напрямую» – так что двум помощникам пришлось его спеленать, взять управление на себя.

Впрочем, участь их была не лучшей: во-первых, они дали такие же, как и командир, ни с чем не сообразные показания комиссии; во-вторых, обнаружили подобную же странность поведения – нет-нет, да и пытались пройти друг сквозь друга или сквозь стену. Спокойненько так, будто там ничего и нет. Их тоже контузило это происшествие.

Странность поведения, а!.. Попомните меня, в историю науки эта странность войдет со временем как первый проблеск правильного, здравого – да-с! – понимания нашего вещественного мира. Это придет, придет во все миры. Уже грядет! Ничего, ничего, молчание!

6

– Человечество почувствовало себя так, будто его по-дурацки разыграли.

Розыгрыш космических масштабов длиной в шесть лет – ничего себе! «Да заблудились эти космические биндюжники, сбились с пути, вот и все, – объясняли доброхоты. – А по телику что у нас, что у них…» Но проверили память навигационной ЭВМ, записи курсовых автоматов: нет, не сбились, правильно летели.

Когда страсти утихли, из случившегося вывели расхожую мораль: вот как плохо озорничать, не слушать старших и начальство. Вот если бы к Вишенке полетел специальный звездолет с подготовленным экипажем (подготовленным – к чему?!), то, может… А что, собственно, «может»? Как объяснить случившееся? В этом и была самая закавыка.

И такая, уважаемый собеседник, закавыка, что от нее на Земле среди научных работников началась пандемия «прокурорских инсультов» и «прокурорских инфарктов»…

– Прокурорских?

– Ну, их так назвали в память о том губернском прокуроре, который, если помните, когда пошли слухи, что Павел Иванович Чичиков есть на самом деле или одноногий капитан Копейкин, или переодетый Наполеон, раздумался в полную силу, как это может быть… брык! – и помер. Так и здесь: как начнет какой-либо «научный прокурор», блюститель незыблемых физических теорий, задумываться, как это в самом деле может быть: с одной стороны, все вроде и есть, а с другой – совершенно ничего нет: ни вещества, ни тяготения… – брык! – и в ящик. Брык – и нет, и некролог. Ах, сколько тогда было содержательных некрологов!.. Я на учете, это избавляет меня от необходимости посыпать главу пеплом и разрывать на себе одежды: «От нас безвременно ушел…», «Мировая наука понесла невосполнимую потерю…» – во всех тех случаях, когда надо писать с нескрываемым облегчением: «Наконец-то отдал концы выживший из ума консерватор, который своим маразмом и авторитетом тормозил развитие целой отрасли физики!»

И признаюсь, я и сейчас вспоминаю об этой пандемии не без удовольствия. Тем более что это ведь они, они и сановные наставники их, все, кто стремится на научный олимп и говорит, что они патриоты наук, и то и се… аренды, аренды хотят эти патриоты, выгод, диссертаций, званий! – это они устроили меня так.

Ничего, ничего, молчание.

Таким манером интерес к Вишенке и непарнокопытным гуманоидам стал сникать.

Спецэкипаж распустили, спецкорабль перестроили на другие дела. Даже передачи оттуда никто более не ловил. Остался только термин «фантомные миры». Сама тема негласно оказалась под запретом – настолько все чувствовали себя не то ловко одураченными, не то просто дурнями.

Все – кроме меня. «Pas moi», как говорят французы.

…Что «фантомные миры» – разве и без них вокруг мало фантомных представлений, к которым мы привыкли и не удивляемся! Взять, например, то, почему во Вселенной так мало вещества? Ведь если распределить его по ней равномерно, то на объем Земли едва ли придется щепотка пыли. Что, не задумывались, не удивлялись, а, нет? Я удивился – и это был первый намек.