Открытие себя (сборник)

Утром следующего дня дежурный по горотделу передал следователю Онисимову рапорт милиционера, который охранял опечатанную лабораторию. Сообщалось, что ночью – примерно между часом и двумя – неизвестный человек в светлой рубашке пытался проникнуть в лабораторию через окно. Окрик милиционера спугнул его, он соскочил с подоконника и скрылся в парке.

– Понятно! – Матвей Аполлонович удовлетворенно потер руки. – Вертится вокруг горячего…

Вчера он направил повестки гражданину Азарову и гражданке Коломиец. На появление у себя в комнате академика Азарова Матвей Аполлонович, понятное дело, и не рассчитывал – просто корешок повестки в случае чего пригодился бы ему как оправдательный документ. Елена же Ивановна Коломиец, инженер соседнего с Институтом системологии конструкторского бюро, пришла ровно в десять часов.

Когда она вошла в кабинет, следователь понял смысл волнообразного жеста Хилобока: перед ним стояла красивая женщина. «Ишь какая ладная!» – отметил Онисимов. Любая подробность облика Елены Ивановны была обыкновенна – и темные волосы как волосы, и нос как нос (даже чуть вздернут), и овал лица, собственно, как овал, – а все вместе создавало то впечатление гармонии, когда надо не анализировать, а просто любоваться и дивиться великому чувству меры у природы.

Матвей Аполлонович вспомнил внешность покойного Кривошеина и ощутил чисто мужское негодование. «И верно – не пара они, прав был Хилобок. Что она в нем такого нашла? Прочности, что ли, искала? Или мужа с хорошим заработком?» Как и большинство мужчин, чья внешность и возраст не оставляют надежд на лирические успехи, Онисимов был невысокого мнения о красивых женщинах.

– Садитесь, пожалуйста. Вам знакомы имена Кривошеина Валентина Васильевича…

– Да, – голос у нее был грудной, певучий.

– …и Кравца Виктора Витальевича?

– Вити? Да, – Елена Ивановна улыбнулась, показав ровные зубы. – Только я не знала, что он Витальевич. А в чем дело?

– Что вы можете рассказать о взаимоотношениях Кривошеина и Кравца?

– Ну… они вместе работали… Виктор, кажется, приходится Вале… Кривошеину то есть, дальним родственником. Они, по-моему, очень дружили… А что случилось?

– Елена Ивановна, здесь спрашиваю я, – Онисимов смекнул, что, утратив душевное равновесие, она больше скажет, и не спешил прояснить ситуацию. – Это верно, что вы были близки с Кривошеиным?

– Да…

– По какой причине вы с ним расстались? Глаза Елены Ивановны стали холодными, на щеках возник и исчез румянец.

– Это не имеет отношения к делу!

– А откуда вы знаете, что имеет и что не имеет отношения к делу? – встрепенулся Матвей Аполлонович.

– Потому что… потому что это не может иметь отношения ни к какому делу. Расстались – и все.

– Понятно… ладно, замнем пока этот вопрос. Скажите, где жил Кравец?

– В общежитии молодых специалистов в Академгородке, как и все практиканты.

– Почему не у Кривошеина?

– Не знаю. Видимо, так было удобнее обоим…

– Это несмотря на родство и дружбу? Понятно… А как Кравец относился к вам, оказывал знаки внимания? – Матвей Аполлонович пытался выжать из своей версии все возможное.

– Оказывал… – Елена Ивановна прикусила губу, но все-таки не сдержалась. – Думаю, это делали бы и вы, если бы я вам разрешила.

– Ага, а ему, значит, разрешили? Скажите, Кривошеин не ревновал вас к Кравцу?

– Возможно, ревновал… только я не понимаю, какое вам до этого дело? – Женщина взглянула на следователя с яростной неприязнью. – Какие-то намеки! Что случилось, можете вы мне объяснить?!

– Спокойно, гражданка!

«Может, объяснить ей, в чем дело? Стоит ли? Причастна ли она? Конечно, красивая, можно увлечься, но… не та среда для серьезных сексуальных преступлений – ученые. Статистические сведения не в их пользу. Ученый из-за женщины голову не потеряет… Но Кравец…»

Размышления Онисимова прервал телефонный звонок. Он поднял трубку.

– Онисимов слушает.

– Вышли на подследственного, товарищ капитан, – сообщил оперативник. – Хотите присутствовать?

– Конечно!

– Ждем вас у аэровокзала, машина 57–28 ДНА.

– Понятно! – следователь встал, весело поглядел на Коломиец. – Договорим с вами в другой раз, Елена Ивановна. Давайте я вам отмечу повестку, не расстраивайтесь, не обижайтесь, у всех нервы – и у меня и у вас…

– Но что произошло?

– Разбираемся. Пока ничего сказать не могу. Всего доброго!

Онисимов проводил женщину, достал из ящика стола пистолет, запер комнату и почти бегом помчался во внутренний двор горотдела к оперативной машине.

Белоснежный ИЛ подрулил к перрону аэровокзала точно в 13.00. К борту самолета подкатил голубой вздыбленный автотрап. Полный, невысокого роста мужчина в узких зеленых брюках и пестрой рубашке навыпуск перовым сбежал вниз и, помахивая расписной туристской котомкой, зашагал по бетонным шестигранным плитам к ограде. Он живо вертел головой, выискивая кого-то в толпе встречающих, нашел – бросился навстречу.

– Ну, здоров! Что за спешка в отпускной период, что за «вылетай немедленно»?! Покажись-ка! О, да ты похорошел, даже постройнел, ей-ей! Что значит: год не видеть человека – и лик твой мне кажется благообразным и даже на челюсть могу смотреть без раздражения…