Открытие себя (сборник)

Кривошеин, задумчиво выпятив нижнюю губу, изучал бланк.

– Скажите, – он поднял глаза на следователя, – а почему бы вам не допустить, что есть два человека с одинаковыми отпечатками?

– Почему?! Да потому, что за сто лет использования данного способа в криминалистике такого не было ни разу.

– Ну, мало ли чего раньше не было… спутников не было, водородных бомб, электронных машин, а теперь есть.

– При чем здесь спутники? – пожал плечами Матвей Аполлонович. – Спутники спутниками, а отпечатки пальцев – это отпечатки пальцев, неоспоримая улика. Так будете рассказывать?

Кривошеин проникновенно и задумчиво взглянул на следователя, мягко улыбнулся.

– Как вас зовут, товарищ следователь?

– Матвей Аполлонович Онисимов зовут, а что?

– Знаете что, Матвей Аполлонович: бросьте-ка вы это дело.

– То есть как бросить?!

– Обыкновенно – прикройте. Как это у вас формулируется: «за недостаточностью улик» или «за отсутствием состава преступления». И «сдано в архив такого-то числа»…

Матвей Аполлонович не нашелся что сказать. С подобным нахальством ему в следственной практике встречаться не доводилось.

– Понимаете, Матвей Аполлонович… ну, будете вы заниматься этой разнообразной и в обычных случаях, безусловно, полезной деятельностью: допрашивать: задерживать, опознавать, сравнивать отпечатки пальцев, беспокоить занятых людей по оперативному телевидеофону… – Кривошеин развивал свою мысль, жестикулируя правой рукой. – И все время вам будет казаться, что вот-вот! – и вы ухватите истину за хвост. Противоречия сочетаются в факты, факты в улики, добродетель восторжествует, а зло получит срок плюс надбавку за обдуманность намерений… – он сочувственно вздохнул. – Ни черта они не сочетаются, эти противоречия, не тот случай. И истины вы не достигнете просто потому, что по уровню мышления не готовы принять ее…

Онисимов нахмурился, оскорбление поджал губы.

– Нет, нет! – замахал руками Кривошеин. – Не подумайте, ради бога, что я вас хочу унизить, поставить под сомнение ваши детективные качества. Я ведь вижу, что вы человек цепкий, старательный. Но – как бы это вам объяснить? – он сощурился на желтый от солнца проспект за решетчатым окном. – Ага, вот такой пример. Лет шестьдесят назад, как вы, несомненно, знаете, станки на заводах и фабриках приводились в действие от паровика или дизеля. По цехам проходил трансмиссионный вал, от него к станочным шкивам разбегались приводные ремни – все это вертелось, жужжало, хлопало и радовало своим дикарским великолепием душу тогдашнего директора или купчины-хозяина. Потом пошло в дело электричество – и сейчас все эти предметы заменены электромоторами, которые стоят прямо в станках…

И снова, как вчера во время допроса «лаборанта», Матвея Аполлоновича на минуту охватило сомнение: что-то здесь не так! Немало людей побывали у него в кабинете, отполировали стул, ерзая от неприятных вопросов: угрюмые юнцы, влипшие по глупости в неприятную историю, плаксивые спекулянтки, искательно-развязные хозяйственники, разоблаченные ревизией, степенные, знающие все законы рецидивисты… И все они рано или поздно понимали, что игра проиграна, что наступил момент, когда надо сознаваться и заботиться о том, чтобы в протоколе была отражена чистосердечность раскаяния. А этот… сидит как ни в чем не бывало, размахивает рукой и старательно, на хорошем популярном уровне объясняет, почему дело следует закрыть. «Опять это отсутствие игры меня сбивает! Ну нет, два раза на одном месте я не поскользнусь!»

Матвей Аполлонович был опытный следователь и хорошо знал, что в дело идут не сомнения и не впечатления, а факты. Факты же – тяжелые и непреложные – были против Кривошеина и Кравца.

– …Теперь представьте, что на каком-то древнем заводе замена механического привода станков на электрический произошла не за годы, а сразу – за одну ночь, – продолжал Кривошеин. – Что подумает хозяин завода, придя утром в цех? Естественно, что кто-то спер паровик, трансмиссионный вал, ремни и шкивы. Чтобы понять, что случилась не кража, а технический переворот, ему надо знать физику, электротехнику, электродинамику… Вот и вы, Матвей Аполлонович, образно говоря, находитесь сейчас в положении такого хозяина.

– Физику, электротехнику, электродинамику… – рассеянно повторил Овисимов, поглядывая на часы: скорей бы давали Москву! – И теорию информации, теорию моделирования случайных процессов надо понимать, да?

– Ого! – Кривошеин откинулся на стуле, поглядел на следователя с еле скрываемым восторгом. – Вы и про эти науки знаете?

– Мы, Валентин Васильевич, все знаем.

– Ну, я вижу, вас голыми руками не возьмешь…

– И не советую пробовать. Так как, на незаконное закрытие дела будем рассчитывать или правду расскажем?

– Уфф! – Кривошеин отер платком лоб и щеки. – Жарко у вас… Ладно. Давайте договоримся так, Матвей Аполлонович: я сам разберусь в этом происшествии, а потом вам расскажу.

– Нет, – Онисимов качнул головой, – не договоримся мы так. Не полагается, знаете, чтобы подозреваемый сам проводил дознание по своему делу. Эдак никакое преступление никогда не раскроешь.