На пятнадцатой ступеньке я сильно запыхалась. Лестницы в этом замке строились для вампиров вроде Мэтью, длинноногих и не знающих устали, но я стиснула зубы и продолжала взбираться. Лестница, как вскоре выяснилось, вела прямо в комнату.
Я в изумлении прижала руку к губам.
Сразу было понятно, чья это комната, – на ней лежал отпечаток Мэтью.
Мы находились в круглой башне на задней стороне дома – в той, что сохранила остроконечную медную крышу. В высоких узких окнах виднелись пестрящие осенними красками поля и деревья.
Книжные шкафы вдоль стен придавали комнате, тоже круглой, прямоугольные очертания. В стену, примыкавшую к центральному зданию, был вделан большой камин, чудом избежавший живописи девятнадцатого столетия. Кресла, кушетки, пуфы, столы были выдержаны в зеленых, коричневых и золотистых тонах, отчего комната, несмотря на свою величину и серые каменные стены, выглядела уютной и теплой.
Но самый большой интерес представляла коллекция, собранная хозяином за разные свои жизни. На полке рядом с морской раковиной стояла неизвестная картина Вермеера – все полотна этого художника я знала наперечет. Кажется, портрет Мэтью? Ужасно похож. Над камином висел меч, такой тяжелый и длинный, что только вампир и мог управляться с ним. В углу – доспехи (как раз на Мэтью), напротив подвешен человеческий скелет, скрепленный чем-то вроде фортепианной струны. На столе рядом два микроскопа старинной работы – семнадцатый век, судя по всему. В стенной нише около вырезанной из слоновой кости Девы Марии – резное распятие, украшенное красными, зелеными и синими камнями.
Снежный взгляд Мэтью тронул мое лицо.
– Твой музей, – произнесла я, чувствуя, что каждый экспонат здесь обладает своей историей.
– Кабинет всего-навсего.
– Где ты их… – начала я, показывая на микроскопы.
– Позже, – повторил он. – До тебя еще тридцать ступенек.
Очередная лестница поднималась куда-то в небо. Через тридцать трудных шагов я оказалась в другой круглой комнате, посредине которой возвышалась гигантская ореховая кровать с четырьмя столбиками, балдахином и тяжелым пологом. Наверху стропила, поддерживающие медную кровлю, у одной стенки стол, в другой камин и удобные кресла рядом. За приоткрытой дверью видна огромная ванна.
– Орлиное гнездо, – прокомментировала я, посмотрев в окно.
Мэтью любовался этим пейзажем начиная со Средневековья. Приводил ли он сюда других женщин? Наверняка приводил, но вряд ли их было много. В этом замке, по всей видимости, посторонних не привечали.
– Одобряешь? – спросил Мэтью из-за плеча, легонько дохнув мне в ухо.
Я кивнула и поинтересовалась, не удержавшись:
– Сколько лет?
– Башне-то? Около семисот.
– А деревне? Они про вас знают?
– Да. Вампирам, как и колдунам, безопаснее жить в общине, где о них знают, но вопросов не задают.
Бишопы поколениями жили в Мэдисоне, и никто шума не поднимал. Мы прятались на виду у всех, Питер Нокс тоже.
– Спасибо, что привез меня в Сет-Тур. Здесь в самом деле гораздо безопасней, чем в Оксфорде.
Несмотря на Изабо.
– А тебе спасибо, что не дрогнула перед матушкой. – Мэтью усмехнулся, точно подслушав мои невысказанные слова. – Она, как большинство родителей, чересчур меня опекает. – От него веяло свежей гвоздикой.
– Я чувствовала себя идиоткой, к тому же плохо одетой. Ни одна из моих вещей ее одобрения наверняка не заслужит. – Я прикусила губу и наморщила лоб.
– Коко Шанель тоже не заслужила. Больно высоко метишь.
Я со смехом обернулась к нему. Наши взгляды встретились, и у меня захватило дух. Взгляд Мэтью перешел на губы, пальцы тронули мою щеку.
– В тебе столько жизни, – проворчал он. – Тебе нужен кто-нибудь намного моложе.
Я привстала на цыпочки, он наклонился. Но не успели наши губы слиться, как кто-то с грохотом поставил на стол поднос.
– Vos etz arbres e branca, – с озорным видом сказала Марта.
– On fruitz de gaug s’asazona, – пропел в ответ Мэтью чистым баритоном.
– Что это за язык? – Мы с ним прошли к камину.
– Старинный, – ответила Марта.
– Окситанский[38]
. – Мэтью снял серебряную крышку, в комнате запахло яичницей. – Марта прочла стихи, чтобы вызвать у тебя аппетит.Хихикнув и шлепнув его по руке полотенцем, Марта указала мне стул напротив:
– Сюда, сюда. Садись ешь.
Я подчинилась. Марта налила Мэтью вина из высокого стеклянного кувшина с серебряной ручкой.
– Merces, – сказал он, тут же сунув нос в кубок.
Из другого кувшина, точно такого же, Марта наполнила мой бокал ледяной водой, а потом налила в кружку горячего чая. Я определила его как парижский сорт «Марьяж Фрер». Мэтью основательно порылся в моих кухонных шкафах, прежде чем составить список покупок. Он не успел помешать Марте долить густых сливок, но я предостерегающе на него посмотрела – в этом доме мне требовались союзники, да и пить хотелось так, что сливки не имели значения. Он откинулся на спинку стула, смакуя свое вино.
Марта составила на стол соль, перец, масло, джем, тост и золотистый омлет с ароматными травами.
– Merci, Марта, – от души промолвила я.
– Ешь! – велела она, замахнувшись на меня полотенцем.