Вечер воспоминаний шел своим чередом, однако о прошлом Изабо никто и словом не поминал. Когда всплывало что-то касающееся ее, отца или сестры Мэтью, все искусно меняли тему. Заметив это, я не стала ничего говорить. Пусть все будет так, как удобно им. Я снова почувствовала себя членом семьи – хорошее чувство, даже если семья вампирская.
После ужина мы вернулись в гостиную, где огонь пылал жарче прежнего, – к вечеру в комнате стало почти тепло. Мэтью усадил Изабо, налил ей еще вина и стал возиться с проигрывателем. Мне Марта принесла чай.
– Пей, крепче спать будешь, – велела она, наблюдая за мной.
Изабо тоже смотрела, как я пью, а потом оглянулась на Марту.
Я, вообще-то, не люблю травяной чай, но этот был приятный, с легкой горчинкой.
– Вашего сбора?
– Да. Меня еще мать научила, а я научу тебя. – Она отвернулась от Изабо.
Зазвучала танцевальная музыка. Мэтью освобождал место, сдвигая кресла у камина.
– Voles dancar amb ieu? – спросил он мать, протягивая ей руки.
Сияющая улыбка сделала холодное лицо Изабо невыразимо прекрасным.
– О’кей. – Она вложила свои маленькие руки в его большие, и они дождались начала следующей мелодии.
Фред Астер и Джинджер Роджерс рядом с ними показались бы неуклюжими. Вампиры сходились и расходились, кружились и кланялись. Изабо отзывалась на малейшее прикосновение Мэтью, он воспринимал легчайшие намеки с ее стороны.
Под конец она присела в реверансе, а Мэтью поклонился.
– Что это за танец? – спросила я.
– Он начинался как тарантелла, но Maman любит разнообразие, – объяснил Мэтью, проводив Изабо на место. – Так что в середине мы перешли на вольту, а закончили менуэтом, не так ли?
Изабо кивнула и потрепала его по щеке.
– Ты всегда хорошо танцевал, – с гордостью сказала она.
– Не так хорошо, как ты, а до отца мне тем более далеко. – На лицо Изабо легла тень. Мэтью поцеловал ей руку, и она выдавила легкую улыбку. – Твоя очередь, – объявил он, повернувшись ко мне.
– Я не люблю танцевать, Мэтью, – заартачилась я.
– Не верю. – Он взял меня за правую руку. – Ты изгибаешься под немыслимыми углами, скользишь по воде в узенькой лодочке, скачешь быстрее ветра. Думаю, что танцы – это твое.
Оркестр заиграл нечто парижское из 1920-х годов – труба и ударные.
– Осторожней, Мэтью, – предостерегла Изабо.
– Ничего, Maman, не сломается.
Мэтью положил мне руку на талию и стал направлять. Я пыталась следить, куда ставлю ноги, но от этого получалось еще хуже.
– Расслабься, – шепнул Мэтью, сжав мою талию чуть крепче. – Не надо вести, предоставь это мне.
– Не могу. – Я вцепилась в его плечо, как в спасательный круг.
– Отлично можешь, – сказал он, кружа меня. – Закрой глаза, ни о чем не думай, положись на партнера.
В его руках это оказалось не так уж и трудно. Не видя кружащейся колесом комнаты, я в самом деле расслабилась и перестала беспокоиться, что мы на что-нибудь налетим. Мы двигались в темноте, и мне начинало это нравиться. Я сосредоточилась не на собственных па, а на подсказках его рук и ног. Танец колыхал меня, как вода.
– Мэтью, – снова позвала Изабо. – Le chatoiement[43]
.– Я знаю, – ответил он и добавил, чувствуя, как напряглись мои плечи: – Не бойся ничего, я держу.
Я, не открывая глаз, счастливо вздохнула. Он покружил меня на вытянутой руке, привлек обратно, прижал к себе. Музыка смолкла.
– Открой глаза, – тихо сказал Мэтью.
Я повиновалась. Меня не покидало ощущение полета. Оказывается, танцевать не так уж и страшно – по крайней мере, с партнером, имеющим тысячелетний опыт и не наступающим даме на ноги.
Его лицо оказалось значительно ближе, чем я ожидала.
– Посмотри вниз, – предложил он.
Носки моих туфель болтались в нескольких дюймах над полом. Я осталась висеть в воздухе, даже когда Мэтью меня отпустил.
Вместе с осознанием этого ко мне вернулся и вес. Мэтью ухватил меня за локти, не дав рухнуть на пол.
Марта, сидевшая у огня, замурлыкала какой-то напев. Изабо резко обернулась к ней и прищурилась. Мэтью улыбался мне, я осваивалась с новыми ощущениями. Пол словно ожил – как будто тысячи крохотных ручонок шевелились под моими подошвами, готовые поймать меня или снова подкинуть вверх…
– Ну что, понравилось? – спросил Мэтью, когда Марта допела.
– Да, – засмеялась я, подумав немного.
– На это я и надеялся. Может, теперь перестанешь жмуриться, когда ездишь верхом.
Он обнял меня. От него так и веяло счастьем и будущим, полным возможностей.
Теперь уже Изабо запела Мартину песню:
– «Прочь, завистники, прочь с моих глаз, – эхом повторил Мэтью, – мы хотим танцевать вдвоем».
– С тобой хоть сейчас, – опять засмеялась я, – но другим кавалерам придется подождать, пока я не пойму, отчего вдруг начала порхать.
– Ты парила, а не порхала, – уточнил Мэтью.