Открытия, войны, странствия адмирал-генералиссимуса и его начальника штаба на воде, на земле и под землей

По дну лодки, звякая, перекатывался котелок. Острога, луки, удочки, котелок, запасное весло, фонарь, два патрона, огарки свечей… Все это в беспорядке громоздилось под ногами, и все это надо было куда-то перепрятывать.

Петька вздохнул, нахмурившись.

Думая каждый о своем, они стали глядеть на реку.

Хорошие сыновья, прилежные ученики

Имущество временно спрятали в трухлявом березовом стволе, рядом с колючей проволокой в Ягодкиных владениях. Кому придет в голову шарить под колючками? Потом, раздевшись догола, долго полоскали свою одежду в Туре. В мутной, будто куриный желток, воде особенно-то не расстираешься, но более или менее отжулькали с колен и подолов рубах налипшую глину и, пока одежда сушилась на прибрежной ольхе, купались. Петька нырял, отсчитывая под водой секунды, а Никита больше валялся на траве. Петька оставался под водой уже до ста секунд. Правда, последние тридцать он весь болтался на поверхности, и только голова, вернее, зажатые пальцами нос и уши находились при этом в воде. В таком положении особенно хотелось запустить голышом по одному его слишком выдающемуся из воды месту. Но кто другой, может, и воспользовался бы случаем, а Никита был, как всегда, занят созерцанием травинки в десяти сантиметрах от собственного носа. Никита мог не заметить медведя, который высунулся бы, чтоб лизнуть его в ухо, но уж муравья Никита разглядит сквозь землю, куда бы он и что бы ни тащил, этот глупый муравей.

Петька посинел от ныряния и, вытерев следы желтоватой речной мути на подбородке, шлепнулся рядом с Никитой. Никита в это время как раз пытался оживить с помощью искусственного дыхания отказавшуюся двигаться божью коровку.

— Выдумал этот Проня про камень… — сказал Петька, немножко понаблюдав за Никитиной букашкой.

— С одной стороны, может, и выдумал, — проанализировал Никита, — а с другой стороны, ведь мы нашли эту комнату?

Петька промолчал. Торопиться им было уже некуда, они все взвесили, обо всем переговорили и ни на чем толковом не остановились. То все сложное казалось простым, то все простое — сложным…

— Кажись, высохло, — сказал Петька про одежду. Никита не умел так быстро переключаться с одного на другое.

— Бабка говорит, если дурак что запомнил — это у него навечно, — сказал Никита. — Дураки ж — они выдумывать не умеют. Это у них, бабка говорит, вроде жилы такой — лопнет в мозгу — и все: что помнит — помнит, а что новое если — ни в какую…

— Завтра опять перешарим… — сказал Петька.

Никита вздохнул, поднялся.

Солнце уже клонилось к горизонту, пора было возвращаться домой.

Корову нашли под кустами боярышника. С туго набитым животом, она чавкала жвачку, и, поскольку набухшее вымя тяготило ее, она обрадовалась своим легкомысленным хозяевам. Весь день паслась — ни тебе кнута, ни собаки… От слепня далеко не разбежишься, правда. Но воды вдоволь, травы вдоволь, тени — сколько хочешь…

Обратная переправа через Туру обошлась без происшествий. Чтобы снова не замочить одежду, Петька в самом глубоком месте проплыл на спине, держась за Ягодкин хвост, а другой рукой поднимая над водой свое и Никитине обмундирование.

Ягодка обсохла до дома, и никому бы в голову не пришло, что она совершила путешествие за Туру.

Когда разочарованные и голодные пастухи распахнули ворота Петькиного дома, рты у обоих приоткрылись от новой неожиданности.

У крыльца на маленькой табуретке рядом с Петькиной матерью сидела молодая учительница Валентина Сергеевна из Курдюковки.

— Вот они — ваши помощники, — чему-то радуясь, сказала она Петькиной матери. — Здравствуйте, ребятки.

— Здравствуйте, Валентина Сергеевна… — не очень дружно ответили ребятки.

— Вот так я всегда замечала, что прилежные ученики бывают и хорошими сыновьями, — опять обратилась она к Петькиной матери.

Петькина мать согласно кивнула: «Да, да…» Петька никогда не числился в прилежных учениках, но спорить не стал.

— Что это у вас брюки влажные? — спросила учительница.

— Малость постирались, Валентина Сергеевна, — толково, как и подобает хорошему сыну, прилежному ученику, разъяснил Никита.

— Какие молодцы! — радостно просияла Валентина Сергеевна. — Только надо говорить не малость, а немножко, слегка…

«Да, да…» — опять закивала Петькина мать, с горечью думая о том, что рубаху и брюки ей придется сегодня стирать.

— Устали? — спросила учительница.

— Да так, Валентина Сергеевна… — неопределенно разъяснил Никита.

— Это ж привычно нам, — сказал Петька.

— Вы очень не переутомляйте их, — попросила Валентина Сергеевна, снова обращаясь к Петькиной матери. — Это хорошо, что они работают. Но и отдыхать им нужно. Пускай сил набираются.

— Это конечно… — сказала Петькина мать.

— Отпускайте их ко мне, в Курдюковку, я хочу собрать ребят, — мы что-нибудь придумаем на лето. Хорошо?

— Да чего ж, отпущу… — пообещала Петькина мать, думая о том, что Петька сроду еще не спрашивал разрешения на такие дела, как поход в Курдюковку.

Валентина Сергеевна ушла очень довольная учениками, а ученики, едва проводив ее до ворот, яростно накинулись на приготовленную для них простоквашу.