Ну что ж, пойдем, Ты и я… И в переулке За водной гладью воздуха Расстанемся Здесь по сторонам решетки, Где кладбище осенних самолетов — Обезображенной случайно кленовой жести. Ты скрылся в последнюю арку, И я губы обвел изнутри языком, И язык мой недвижно лег, К зубам припав головою. Ты мелькнул, как дельфин со свирепым лицом, С огоньком сигареты Уходя ночною Москвою. И язык мой, блеснув, Ушел вглубь меня, Пробираясь по крови С фонариком речи. Выходи на поверхность, дельфин, Это тело твое проступило во тьме Еще ранних сырых переулков, И из влажной глуби Твоей и моей Шел голос морской. Стрекотал в фонтане дельфин С медным плещущим мундштуком во рту, Застыв перед входом У зашторенных иллюминаторов глаз.
II
Кто слышал крик дельфина? Я не слышал… Кто дешифровывал в ночи их голоса Из влажной донаучной тьмы Родного переулка, Кто с ними говорил на эсперанто междометий? И погружаясь с головою В поддельные осциллограммы Их голос на руках вздымал? Но разве мы там его ищем? Плещется в нас ночной дельфинарий, Не усидеть у окошек его. Выйдем к внешнему морю, Где мы плыли без глаз. Где оголенные спали У раскаленных вод И нараспев считали Длинный перечень лет. Ах эти бани — Вот наш забытый сад морской… Как описать их? В предбанной ночи сохнут полотенца, Их махровые пальцы залетают в мир, И мыло прижав к самой груди, По переулкам шли мы, как в мастерские. Мастеровые или лингвисты С языками, спрессованными из бронзовых мелких опилок, Все мы стеклись во тьме в Оружейные бани.
III
Застенчивая прелесть Оружейного Я твои стены, видно, больше не увижу — Строительная пыль развеяна Над пыльным зеркалом, живущим в каждой луже. Дельфины жили в Оружейной бане, Но краны им, наверно, перекрыли, Напрасно собирались на собранье, Его, как видно, так и не открыли. Осталась деревянная решетка Того торжественного трапа, Куда в священный пар звала побудка От переулочного храпа. Я с вами пиво пил, хоть времени в обрез, Я прошептал сквозь пену общежитья, Что мы окружены водой и кровью, Но по кафельным плитам вода уже не бежит, И сух дельфинарий.