Лает в наушниках море Над паутиной волны, Кто там хрипит или молит… Что там, детский призыв Или родительский голос… Кто же тебя заставит Перевести их лениво В доли речи ничьей И музыкой проложить: “Сынок, космическая глина, На ощупь мы тебя лепили Под тенью быстрого дельфина, Над темью дна И под качнувшейся лазурью В безбрежность отпускали сына.” Или: “Словно пух, мы бросали тебя под солнце, Где томимая светом вода, Не затем, чтоб торпедой свинцовой Уходил ты громить города. И вот стоишь ты и не знаешь, Где утопить свою главу… Здесь, где отхлынули улицы На перекрестке сухом. Замер ты, Заглядевшись на площадь, Где гений твой на пьедестале Повернулся вослед уходящему солнцу, Опершись на каменную гитару…” Теперь я и сам увидал его. Но все разошлись в парикмахерские — Растворились в пульверизаторах пыли ночной, А ты дельфин один на пилке зубов играешь У входа в разбитые бани.
V
Кто обезвоженным ртом мычал С подводным тремоло созвучий, Кто с бубенцом транзистора Похмельною мотая головою, Брел на водопой — Тот поймет тебя. Тебя молодой дельфин, Заблудившегося в переулках, Я увидел – ты подслушивал тайно себя Через провод, идущий к ушам, Куда поджелудочный магнитофон напевал Сквозь стальные кассеты свои. Это он твой гитарный кумир Шептался с тобой у самой воды, Вызывая тебя из моря. Ведь когда-то и он Гитарный атлет В беспорядочной мира пальбе Все ясней проступал изваяньем из вод И отбросив прозрачные створы, Замер над миром. Там в воде отражаясь, Перемигивались городские огни, И красные глазки дельфинов Скрывались в морское метро. Но в мерцающих искрах одежды сухой Из расколотой бани ни звука, И сух ваш летний ночной дельфинарий, И пуст ваш ночной дельфинарий.
VI
Кто ты вставший и певший, Чтоб нас судить? Если ты гитарный бог В безводную ночь С ними заговоришь просто на их родном языке… Но они при виде тебя Закрывают уши, Так что камфора капельками выступает. И ты застывший ничего им не сможешь сказать На языке океанских наречий, Ты, снявший маску бога морского, Ведь сух дельфинарий.