Открытые дворы. Стихотворения, эссе

      Откуда знаю я, что живы мы.
      Как отличить мне месиво живое
      От Геркуланума пустот?

      И я ходил по берегам реки,

      Вступал в людские разговоры
      И любовался первозданной формой,
      Готовой стать иль домом иль дворцом.

      Под трактором холодные борóзды

      На грязи свежей раннего литья
      Запечатлеть, выпарывая ветошь
      Из темной телогрейки под кустом.

      Едва сдувать оранжевую пыль с ресниц,

      Окрашенных египетскою охрой,
      И цвета синего дворового заката
      Ткань рубчатую собрать со всех.

      Не сверху у ворот в Микенах

      Заглядывать сквозь толщу ила,
      Но снизу сквозь решетку тротуара
      Сухого пресного под львиными вратами
      Решеток бывших английского клуба
      Читать о распорядке ночи: да, закрыто
       по субботам.

      Писать об этом можно без конца:

      Ведь свиток я пишу и сам читаю:
      Как в подворотнях довоенный шепот
      И хвойный трубный голос роз военных
      И сон послевоенных мавзолеев,
      Когда чтобы через болото перебраться,
      На ичиги прикручивают генеральские погоны.

      Не торопиться в описи вещей,

      (Себя не позабыть среди других…)
      Рукопожатий крепких, как цемент,
      И поцелуев – пятен на граните,
      Сверканий тех огней иллюминальных
      И ненависти безымянных дней.

      Всем зорким старческим дыханием дышать,

      Чтобы не пыль, – пыльца золотозмейки
      По правую бы руку отходила
      И становилась тяжестью земной.

* * *

        Пройдет ли в домне ночи
        Белых искр пустынный плес?
        Я вспоминаю, грудью загораясь,
        (Как разогрет кирпич на солнце, как щербат).

        Я вспоминаю превращенье рек,

        Что на столе руками мы смешали,
        Я помню тот земной испуг,
        Когда из леса вдруг выходит поезд,
         словно зверь.

        Но жизнь – безмолвная,

        Не знаю, как понять.
        Лишь прибавляет холоду и льду,
        Лишь прибавляет ходу мне по снегу,
        Но не хочу я объясненья жизни.
        Еще остался мыльный галечник над морем,
        Еще остались времени сплетенья —
        Зацепы звезд за кровли родовые,
        Прохрусты рук по танковым следам.

        Еще остались дальние поселки,

        Что видел я своим безмолвным взором
        Из водопада поезда стекла,
        Наплывы мудрые морщин равнинных
        И возле глаз пустая борозда —
        Все отдаляет окончанье жизни.

ЭЛЕГИЯ

      Ночная опустевшая Москва…

      И вот когда я возвращаюсь

      По горькой улице, водой политой,
      То я уже не знаю как назвать
      Гранитные провалы, постаменты,
      Что траурным стеклом остеклены.

      Прохлада липовой аллеи,

      Безмолвны каменные львы сторожевые,
      И ловит смолкнувшую птицу,
      Подпрыгивая в сквере, мальчик темный.

      Так почему ж тоска стоит в пустыне…

      Но вижу я, как мреют и горят
      Набухшие водою автоматы,
      И газированные пятна пахнут морем
      И муторным отцветшим запахом свободы.

      Лишь слабый свет прозрачный и подземный

      Исходит в этот город мертвый,
      И видно, как внизу проходит поезд,
      Последний голубой вагон метро.

* * *