Открытые дворы. Стихотворения, эссе

Невозможно быть добрым или жестоким,
Можно быть только встреченным иль одиноким.

Потому и не верю, что о тебе говорят мне соседи,

Когда утро встречаем с тобою в знобящей беседе.

Вижу, как тяжело наклоняется профиль твой тонкий

К освещенной рассветом скользящей холодной клеенке.

Вижу: спишь ты и снится: качает вас строй поколонный

В той фантастичной далекой стране покоренной.

Видишь: держишь лоток ты с водой золотою,

И рассвет протекает сквозь пальцы рекою.

Но уж двери дробят, и голос доносится дикий:

Открывай, отвечай, за тобою из леса пришли твои
земляники.

* * *

         Другой был век. Забылось все.
         Сквозь призрачные сумерки
         С невестой рядом провели меня,
         Закрыв со всех сторон.
         Сверчок томил в углу
         Лесной древесной церквы.

         Другое время…

         Кровь хоть не текла,
         Вонзилась скрепка в палец
         В прихожей канцелярии
         Для бывших каторжан.

         Невеста накренясь

         Широким гребнем света
         (Страшишься ты, но помнишь)
         Перед лицом слепящим наклонилась.
         Но отвернувшись к тихому зеленому окну,
         Ты видел: вытащили пруд на берег
         Крестьяне редким бреднем.

         Каштанов выпечка не та…

         И сердцевину растоптав костра
         Босыми мокрыми ногами,
         Лишь слушать черном круге ветер,
         И мальчик обходя по кругу,
         Обметает угли,
         И теплота раскрытой мякоти дороги,
         И южной ночи темнота.

ВОСПОМИНАНЬЕ

      Учительница музыки жива,
      Но не войдет уже в свою квартиру.

      Там хоровое пение портьер

      И хлеб посередине комнаты вечерней.

      И низкий коридор, и кухонный сквозняк,

      И пыльное в привычных скрепах небо.

      Там улица покорная прошла.

      И вечный дождь Вахтанговского театра.

      Там в серых складках сотканных колонн

      Пустынность летняя скопилась.

      На мшистых шинах быстрая машина

      Уходит длинными шагами.

      И вечер наступает наконец

      Оркестр театральный сушит ноты.

      И в даль к Смоленской торною тропой,

      Дверь приоткрыв уходят музыканты.

      Учительница музыки жива

      И множится складная книга детства.

      Но дверь закрыта, ключ заледенел,

      И в сонный бархат двинулась машина.

      Испытанные кресел локотки,

      И тающий бинокль на коленях.

ИЗ ЦИКЛА «ИСТОРИЧЕСКИЕ КОММЕНТАРИИ»

О дай мне жалости к дракону,
Пока он спит,
И диктор шепчет равнодушным словом
Его дневную речь.
Покуда он не пробудился,
В глазах кровавые глубины не открылись.
Пока Георгий не пришел,
Свое копье не погрузил
В бессильный глаз.
Пока от боли дракон не стал столь человечным.
Дай мне успеть, покуда жив Георгий.
И диктор не способен в страхе
Летучей мыши сквозь себя полет сдержать
И в воздух словом отпускает.

* * *