Открывая новые страницы...

Трудно объяснить такое сползание Сталина и Молотова к невольному обелению фашизма. Можно понять стремление закрепить действие Пакта о ненападении торговыми соглашениями, хозяйственными связями, экономическими отношениями и т. д. Но пойти на фактическое дезавуирование всех своих прошлых антифашистских идеологических установок — это было уже слишком! Участвовавший лично в переговорах с Риббентропом Сталин постарался исключить выражение нашего отношения к аннексионистским планам Германии. А целый ряд заявлений Молотова просто внес сумятицу в сознание советских людей и наших друзей за рубежом. Например, как можно было расценить такое заявление Молотова, санкционированное Сталиным: «…не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма», прикрываемую фальшивым флагом борьбы за «демократию…»

Подобная ошибочная политическая и идеологическая переориентация сбивала людей с толку, деформировала классовые установки в общественном и индивидуальном сознании. В Коминтерне многие товарищи не понимали причин такой быстрой идеологической эволюции. Вновь острие критических стрел было нацелено не на фашизм, а на социал-демократов как «пособников милитаризма». Не случайно, что после ратификации Пакта о ненападении Гитлер заявил в рейхстаге: «Пакт был ратифицирован и в Берлине и в Москве. Он, Гитлер, может присоединиться к каждому слову, которое сказал народный комиссар по иностранным делам Молотов в связи с этим».

При исключительной подозрительности характера Сталина не насторожили многие действия Берлина. Например, так называемое «Хозяйственное соглашение» немцы отказались подписывать на большой срок, ограничив его рамками до 1942 года (а подписывалось оно в январе 1941 года!). Сталину докладывали, что накануне заключения договора о советско-германской границе немецкие официальные лица охотно шли на компромиссы, не спорили из-за каждого «бугра».

В Москве радостно отмечали (вместо того, чтобы насторожиться), что «договор о границе был разработан в чрезвычайно короткий срок, не встречающийся в мировой практике». У Сталина, других должностных лиц должна была возникнуть мысль, что немцы не уделяют обычного значения границе, потому что они для них временны. Сталину не хватало подлинной государственной мудрости верно оценить эти и другие подобные факты. Он уже стал пленником собственных ошибочных расчетов в отношении сроков нападения. И если, повторимся, Пакт о ненападении был в значительной степени вынужденным, то секретные соглашения с Гитлером были осуществлены в духе тех «тайных договоров», которые были в свое время осуждены Лениным. Нравственная позиция сталинского руководства в этом отношении была глубоко ущербной и даже бесчестной. После заключения Договора о дружбе и границе сложилась двусмысленная ситуация: СССР стал «невоюющим союзником» воюющей Германии…

Просчет Сталина и Молотова очевиден. Понятное стремление любой ценой уберечься от пламени войны сопровождалось принципиальной идеологической уступкой, внесшей сумятицу не только в сознание наших друзей за рубежом. Пропагандисты в стране и армии были поставлены в чрезвычайно тяжелое положение. Когда Мехлис был накануне подписания договора у Сталина, тот, выслушав доклад начальника ГлавПУРККА о политической работе в войсках, бросил:

— Не дразните немцев…

А затем пояснил: «Красная звезда» часто пишет о фашистах, фашизме. Обстановка меняется. У Гитлера не должно складываться впечатление, что мы ничего не делаем, кроме как готовимся к войне с ним.

Сейчас трудно установить, кому принадлежит инициатива «вмонтировать» понятие «дружба» в германо-советский договор. Если это было сделано советской стороной, — в лучшем случае выражает глубокое политическое недомыслие. Если стороной германской, — тонко рассчитанной диверсией в области общественного сознания целого народа. И в том и другом случае Сталин оказался не на высоте положения. Хотя Молотов позже и скажет, что Сталин, мол, «вовремя разгадал коварные планы гитлеризма», поверить в это трудно.

Другой крупный просчет, уже в области оперативно-стратегической, связан с принятием плана обороны страны и мобилизационного развертывания вооруженных сил. По личному указанию Сталина осенью 1939 года, вскоре после заключения «Договора о дружбе и границе» с Германией, Генеральный штаб приступил к разработке документов под руководством Б. М. Шапошникова. Основным «разработчиком» был полковник А. М. Василевский, будущий прославленный маршал. Его основная идея заключалась в обеспечении готовности вести борьбу на два фронта: в Европе против Германии и ее союзников и на Дальнем Востоке. Предполагалось, что «западный театр военных действий будет основным». Прогнозировалось, что главные усилия противник может сосредоточить на Западном и Северо-Западном оперативных направлениях. Нарком, рассмотрев план, не утвердил его, полагая недостаточно решительными наши возможные действия по разгрому противника.