Открывая новые страницы...

К августу 1940 года план обороны был пересмотрен. Теперь его подготовкой руководил уже новый начальник Генерального штаба К. А. Мерецков. (Работал над ним по-прежнему А. М. Василевский.) Он также считал, что главные усилия нашей армии целесообразно сосредоточить на Западном фронте, имея в виду возможную концентрацию сил противника в районе Бреста. 5 октября план обороны страны доложили Сталину. Он внимательно слушал наркома, начальника Генерального штаба, несколько раз подходил к карте, долго молчал, прохаживаясь вдоль стола. Наконец произнес:

— Мне не понятна установка Генерального штаба на сосредоточение усилий на Западном фронте. Мол, Гитлер пытается нанести главный удар по кратчайшему пути на Москву… Думаю, однако, что для немцев особую важность представляет хлеб Украины, уголь Донбасса. Теперь, когда Гитлер утвердился на Балканах, тем более вероятно, что он будет готовить основной удар на Юго-Западном направлении. Прошу Генеральный штаб еще подумать и доложить план через десять дней…

Одновременно с переработкой плана по указанию Сталина в Генеральном штабе готовили концептуальный документ: «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил на Западе и Востоке на 1940–1941 годы». В качестве доктринальной задачи выдвигалась: упорной обороной на госгранице на базе полевых укреплений не допустить вторжения противника на нашу территорию, обеспечить время для отмобилизования и затем мощным контрударом отразить наступление противника, перенеся боевые действия на его территорию. Предполагалось, что главные силы вступят в действие не раньше чем через две недели. Однако ни «Соображения», ни готовящийся «План» не уделили должного внимания стратегической оборонительной операции. Ее положения и параметры не были определены. Фактически исключалась возможность прорыва крупных сил противника на большую глубину. Когда на одной стратегической игре опробовали такой вариант, Сталин ядовито заметил:

— Зачем культивировать отступательные настроения? Вы что, планируете отступление?

В «Соображениях» и «Плане» предусматривалось равномерное распределение войск: в первом эшелоне — 57, во втором — 52, в резерве — 62 дивизии. С началом войны это привело к тому, что соединения вступали в сражение поочередно, и получалось, что противник получал возможность вести их уничтожение по частям.

В это время Сталин затребовал в свою личную библиотеку новый Полевой устав Красной Армии. Его страницы испещрены подчеркиваниями, свидетельствовавшими о том, что «вождь» пытался накануне войны повысить свой элементарный уровень знаний в области военного искусства. Однако его реплики и замечания на Главном военном совете, совещаниях с военными руководителями свидетельствуют о наличии у него больше здравого смысла, замешенного на осмотрительности, нежели о высокой оперативной и стратегической компетентности. Сталин подошел к порогу войны как осторожный и в то же время самоуверенный политик, а не как военный стратег.

14 октября переработанный план обороны вновь доложили Сталину. Его «пожелания» были учтены полностью, а это означало коренную переориентировку основных усилий Вооруженных Сил. Главное направление основного удара германской армии стали ждать в соответствии с планом на Юго-Западном направлении. Здесь планировалось развернуть около 100 дивизий. Как показали дальнейшие события, это было ошибочное решение.

В апреле 1941 года в Генеральный штаб поступило сообщение от Наркомата госбезопасности, полученное по разведывательным каналам: «Выступление Германии против Советского Союза решено окончательно и последует в скором времени. Оперативный план наступления предусматривает молниеносный удар на Украину и дальнейшее продвижение на Восток…» В начале июня 1941 года было принято решение, одобренное Сталиным, усилить Юго-Западное направление еще 25 дивизиями.

Сталин, располагая большой информацией, стекавшейся к нему по разным каналам, далеко не всегда сообщал ее даже Генеральному штабу. Например, телеграммы Черчилля о подготовке германского нападения на Советский Союз Сталин счел попытками быстрее столкнуть его с Гитлером, и сообщение не попало на стол начальника Генштаба. Было много и других сведений, которым Сталин, по существу, не придал должного значения.

Однажды, беседуя с академиком Б. Н. Пономаревым, бывшим секретарем ЦК, давним коминтерновским работником, я услышал от него, например, о таком случае.

— Где-то весной сорок первого, похоже, в конце мая, со мной встретились два австрийских коммуниста, приехавших «оттуда». Они возбужденно рассказывали об огромных военных приготовлениях в Германии, о бесконечных военных эшелонах с танками, артиллерией, машинами, следующими день и ночь в восточном направлении. Такое может быть, считали они, только при подготовке военного нападения. Я передал содержание информации Георгию Димитрову, тот имел специальный разговор со Сталиным. Через день Димитров сказал мне: