Открыватели дорог

Евгений Александрович пришел с большим пакетом. В пакете были бутылка коньяку, вино, пирожные, яблоки. Стандартное угощение, заказанное по телефону в «гастрономе». А может быть, закупленное секретаршей Барышева. И очень может быть, не предназначавшееся ей. Тут она спохватилась, — ведь и раньше пакеты, с которыми приходил Барышев, были такие же. Но об этом не хотелось думать. Тогда она была слепой, ей казалось, что каждым словом и жестом этого человека управляет любовь к ней! Задумайся сейчас об этом, и станет страшно. Так, стандартная, как этот пакет, интрижка…

Он притворялся грустным, усталым. Он хотел отговорить ее от ненужного путешествия.

— А что будет со мной? — патетически воскликнул он.

— Просто снимут с работы, — сухо ответила она.

Он обиделся или притворился обиженным. Беседы не получалось. Когда он повернулся к двери, чтобы уйти, она остановила его:

— А угощение? Оно же денег стоит?

Он вернулся. Но теперь на лице его была ироническая усмешка. Собрал пакет — она заметила все-таки, что руки у него дрожат, — спросил:

— А почему бы тебе не взять это с собой? Угостила бы мужа!

Она готова была ударить его. Он искоса взглянул на ее побледневшее лицо, на пылающие глаза — это пылание глаз и бледность щек она чувствовала, — согнулся и торопливо ушел. А она упала на кровать, прикусила подушку, чтобы рыдания не были слышны за стеной, и как будто потеряла сознание…

А что же ждет ее теперь, когда ледяная стена отделяет ее от Колыванова? Когда даже ближайшие его помощники смотрят на нее как на соглядатая в своем стане?

Она осторожно поворачивается на своей постели из пихтовых веток, стараясь, чтобы не скрипнула хвоя, и вглядывается в лицо человека, сидящего у костра. Лицо это чужое, холодное. Колыванов записывает в дневнике отряда пройденный путь. Вот он задумался о чем-то, выпрямил плечи, поднял лицо к звездам, покусывая карандаш. Но даже и в минуту полной задумчивости он не повернулся туда, где лежит она и смотрит, смотрит, ждет хоть движения, хоть взгляда. Для него она не существует. Просто сбоку от него лежат три члена отряда, среди них женщина. Только и всего. Очень просто.

Она лежит, не закрывая глаз и не замечая, как слезы текут и текут по лицу. А может быть, это дождь? Хотя откуда же дождь, когда небо вызвездило так, что видны все звезды Волопаса. А это очень маленькое северное созвездие. Если оно становится видно на небе, надо ждать морозов.

Да, слезы на глазах и холод на сердце.

11

Первые две недели все благоприятствовало изыскателям: погода была сухой, путь лежал по сосновым борам, так что даже рубить тропу приходилось редко.

У них выработался ровный распорядок, облегчавший труд и сохранявший силы. По сигналу Лундина еще затемно вставали. Старый охотник умел так определять время, что Колыванов, вынимая часы из кармана и глядя на светящиеся стрелки, только пожимал плечами: подъем начинался ровно в шесть.

Пока завтракали и укладывали груз, начинало светать. И едва становились видны циферблаты инструментов, с которыми они работали, все были готовы двигаться вперед.

На ночлег обычно останавливались там, где застигала темнота.

И эти дни Иванцов часто догонял их на лошади, — в сухом лесу, кое-где прореженном топорами Лундина и Чеботарева визирная линия принимала все очертания безопасной тропы. Он привозил Колыванову известия о работе главной партии.

Главная партия визировала проложенную Колывановым начерно трассу, ставила пикетажные знаки, била шурфы, чтобы определить, какие породы лежат в основании будущего полотна. У них было много работы, и постепенно разрыв, или, как говорил Чеботарев, просвет между двумя партиями все увеличивался.

Скоро Иванцов перестал приезжать сам и отправлял ведомость с обозником, раз в три дня догонявшим Колыванова с вьюками свежего хлеба. Но вот-вот придет день, когда они оторвутся от базы и перейдут на сухари. Впереди Нимские горы, болота Колчима, туда на лошади не поскачешь…

В течение всего дня вели разведку, делали промеры, расчеты, все время, однако, торопясь вперед, на восток, измеряя успехи дня пройденными километрами. Закусывали на ходу, охотились тоже на ходу, с тем чтобы вечером, когда стемнеет, устроить настоящее пиршество. Пока что недостатка в пище не было. Лундин, ловко орудуя шестом, добывал множество кедровых шишек, которые запекали по вечерам на костре. Он считал, что кедровые орехи не лакомство, а лекарство.

Екатерина Андреевна шла наравне с мужчинами и выполняла свою долю работы вполне добросовестно. Но Колыванов довольно хмуро поглядывал на нее. Чеботареву иной раз казалось, что хмурость эта происходит оттого, что Колыванов жалеет Баженову, а иной раз думалось, что он просто недоволен ее присутствием.