Откуда я иду, или Сны в Красном городе

Мужика выволокли за руки и, пригибаясь, потащили его к лестничной площадке. Сухарев включил душ, дотянул шланг до двери и поливал смолистый душный линолеум. А тут и пожарная машина подлетела. Кинули лестницу на подоконник горящей комнаты, и парень в брезентухе моментально залил из брандспойта огонь и всё, что он съел. Постояльцы открыли свои двери с окнами и через полчаса о пожаре напоминал только остаток угарного газа, растворявшегося в свежем осеннем воздухе.

– А что это вспыхнуло-то? С чего? – спрашивали мужики и завернувшиеся в одеяла женщины у командира расчёта, который стоял возле машины и курил. Такую мелочь гасить ему не по рангу было.

– Этот дурень нажрался, пошел в сортир. Мне ребята мои доложили, – смеялся майор. – А перед этим закурил и папиросу уронил по дороге на коврик. Руки не держали уже. Папироса тяжелая. «Казбек». А коврик тонкий, да ещё и водкой маленько политый был. Вот и хватило. А дурачка вашего откачали. У нас в машине нашатырь нюхает.

Ну, все, кроме культурных дам, одновременно выматерились от души, и пошли кто в трусах, кто в пижамах и трико по номерам. Сидеть в гостинице было невозможно. Запах стоял как в морге. Тухлый и до сильной тошноты сладковатый. С третьего и двух верхних этажей народ ушел в никуда. На работу рано, в столовые тоже. Они с семи работали. Блукал народ по трём улицам маленькими группами, а после семи разошлись все. Кто завтракать, кто на рабочее место. До начала трудового будня уже недолго оставалось.

Виктор пришел в церковь, переоделся под алтарём в ризнице. Униформу священника аккуратно разгладил, надел и помолился пресвятой деве Марие, после чего сразу ощутил себя иереем Илиёй. В церкви не было никого. Утренняя служба в восемь начиналась и прихожане ещё до храма не дошли. Как и настоятель Автандил. Время было и священник Илия сел на ступеньку амвона. Стал вспоминать ночные раздумья свои, которые лучше было бы снами назвать. А то получалось, будто Витя Сухарев – вообще сверхчеловек. Почти дух святой. Спать ему вообще не обязательно. Есть тоже. Только Богу служить да Веру в себе лелеять и возвышать. Ну, то, что вместо картинок видел да слышал он свои мысли – это лучше намного. Что с картинок толку? А здравые мысли в отдыхающем мозге образуются быстрее и куда уж качественней, чем наяву. Вот позапрошлой ночью пригрезился ему целый доклад на философскую тему о соотношении в одном человеке доброго и злого. Никакого, казалось бы, отношения к религии и Вере тема не имела.

Но Сухарев много и часто думал об этом на работе, потом в гостинице. Да и до приезда в Кызылдалу тоже мысленно рассуждал об этом. Но только тут, в Красном городе, в степи, рыжей от бокситовой породы, ночные видения в виде слов и неожиданных мыслей стали более ясными и разум Виктора, расслабленный дремотой, формулировал мысли в законченные произведения ума, старающегося самостоятельно, без научающих книг и речей сторонних дойти до сути явлений жизни.

Которая, как считал он, сама-то и не делится на шахтёрскую, шофёрскую, начальственную или религиозную. Жизнь – это всего лишь срок. Кусок времени, отпущенный каждому точно по судьбе его. И в срок этот судьба может втиснуть столько противоречивого, что ни со стороны не разберёшь быстро, ни сам человек до конца понять не успевает – какой он. Злой или добрый, чистый душой или мутный в сознании своём.

Что-то было особенное в этой ровной как лист степной земле. Может, миллионы лет назад свалилась сюда, на горы да прилавки, звезда живая, исполненная вселенской мудрости и волшебства откровений. Упала и сравняла над собой поверхность земную. Превратила в ровное до горизонта хранилище всяких ценностей земных и вселенской мудрости, в кладезь истинного, верного, сокровенного. Из земли здешней веет на всех силой этой звезды, которая не иссякнет вовеки. Жаль, что не все её чувствуют. А ему, Илие – Виктору такое счастье Господь указал и открыл для него.

Поскольку перед Богом равны все, то верующие особо и не задумываются о неизбежности существования бок о бок зла и добра, лжи и правды, чести и бессовестности, святости и греховности. Зачем? Господь, разделяя, конечно, в людях божье и сатанинское, всё одно любит всех. А для верующего это и есть главное и окончательное: «Я люблю Господа, а Господь любит меня». Чего ещё желать лучшего? Служить ему рабски и иметь право просить у него милости, здоровья и благоденствия – вот позволенный свыше контакт со Всевышним.

И судьба твоя в руках Господа, да наделяет он тебя только тем, чего ты стоишь. Испытания даёт, но и милостью не обходит. От него у тебя и дары щедрые: дом, семья, дети, работа, деньги и вещи. У злых деньги. У добрых деньги. Бог равняет всех любовью своей. Но отец Илия, или вечерами Сухарев Виктор, рассуждал так, как чувствовалось в дрёме снов и запоминалось как своё, порождённое своим разумом. Он этому тайно от всех радовался и пока ни с кем не делился промыслом не Божьим, но своим собственным.