Читаем Откуда приходят герои любимых книг. Литературное зазеркалье. Живые судьбы в книжном отражении полностью

Живя и работая в Вятке, Салтыков разъезжал с самыми разными поручениями по всему краю. Благодаря чему в книге появляется персонаж — чиновник, который по долгу службы вынужден путешествовать и который видит все своими глазами. Впервые появляется персонаж Николай Иванович Щедрин, инспектирующий по служебной надобности тюрьмы. Фамилия принадлежала реальному человеку, которого чиновник Салтыков должен допрашивать по делу о раскольниках. Это был купец третьей гильдии Трофим Тихонов Щедрин, член беглопоповской секты, который, согласно доносу, был рукоположен в «лжепопы» от своего старообрядческого «лжеепископа». Не стоит думать, что Трофим Щедрин стал прототипом персонажа Щедрина. Потому что Николай Иванович Щедрин из «Губернских очерков» — это сам писатель. Тем не менее заметно, что Михаил Евграфович откровенно восхищался этим человеком. В противном случае стал бы он брать его фамилию?

Бывал он с инспекцией и в тюрьмах. В июне 1850 г. в остроге города Уржума писатель отыскивает замечательный прототип для одного из героев «Губернских очерков» — хронического до болезненности доносчика. Человек этот звался Иван Васильевич Георгиевский, за его беспрестанные доносы ему было строжайше запрещено когда-либо и на кого-либо «ябедничать», после чего кляузника сначала сослали в Тобольск, затем… В «Губернских очерках» его можно найти под именем Перегоренского, изобретателя трех наук: правдистики, патриотистики и монархомании.

Писатель щедро вынимает из своего походного ларчика одного за другим давно ожидавших своего часа персонажей и вставляет их в канву повествования. И их становится все больше и больше — странники, богомолки, крестьяне, мелкие чиновники, священники, солдаты, все со своей судьбой, со своей болью. Все это не придуманные персонажи, а реальные люди со своей болью и своей судьбой.

«ГОСПОДА ГОЛОВЛЕВЫ»

Михаил Евграфович давно хотел отойти от юмора и сатиры и написать серьезное прозаическое произведение. Замысел «Господ Головлевых» он вынашивал несколько лет. Собственно, головлевское семейство — это семейство Салтыковых, в котором он вырос.

Арина Петровна Головлева списана с матери писателя, Ольги Михайловны. Салтыков-Щедрин практически во всех произведениях пользовался своими собственными впечатлениями и личным опытом. Вот, к примеру, как он описывает в «Пошехонской старине» якобы не свою семью, на самом деле сходство один в один: «Брак этот был неровен во всех отношениях. Отец был, по тогдашнему времени, порядочно образован; мать — круглая невежда (Ольга Михайловна из купеческой семьи, какое уж там она получила образование. Да и вышла она замуж в возрасте всего-то пятнадцати лет. — Ю. А.); отец вовсе не имел практического смысла и любил разводить на бобах, мать, напротив того, необыкновенно цепко хваталась за деловую сторону жизни, никогда вслух не загадывала и действовала молча и наверняка; наконец, отец женился уже почти стариком и притом никогда не обладал хорошим здоровьем, тогда как мать долгое время сохраняла свежесть, силу и красоту Понятно, какое должно было оказаться, при таких условиях, совместное житье». То есть оба персонажа, практически не подвергаясь изменениям по дороге, спокойно перекочевали из «Пошехонской старины» в «Господ Головлевых». При этом были изображены так точно, что современники легко узнавали оригиналы.

«Общий тон его рассказов все-таки был мрачный и угрюмый. Бесконечно мрачны были его воспоминания о его детстве. О семье и, особенно, о матери, которую он так ярко изобразил в госпоже Головлевой. „Я до сих ненавижу эту ужасную женщину — как-то сказал он про свою мать“»[54].

В романе всем заправляет Арина Петровна — властная, сильная женщина, своими руками сколотившая большое состояние и оказавшаяся перед выбором, как правильно распределить накопленное между детьми. Дело в том, что, как в семье Салтыковых, так и в семействе Головлевых, детей с детства делили на любимых и постылых.

Маленького Мишу Салтыкова мама поначалу очень любила и выделяла среди остальных своих детей. Неудивительно, что из-за такого семейного неравенства ребята постарше ревновали к Михаилу, иногда вымещая на нем горечь недополученной материнской любви. «Это деление не остановилось на детстве, но перешло впоследствии через всю жизнь», — добавляет Салтыков-Щедрин в «Господах Головлевых». Или вот еще: «Я лично рос отдельно от большинства братьев и сестер, мать была не особенно ко мне строга…».

Образ Порфирия Владимировича Головлева, или, как метко прозвал его брат Степан, Иудушки, списан со старшего брата писателя, Дмитрия Евграфовича. «Ужели, наконец, не противно это лицемерие, эта вечная маска, надевши которую, этот человек одною рукою Богу молится, а другою делает всякие кляузы?» — пишет Салтыков-Щедрин матери о Дмитрии.

Дмитрий делает все возможное, лишь бы урезать наследство братьев в свою пользу. В результате Салтыковы вынуждены судиться.

Постоянные разъезды в связи с затянувшемся делом о наследстве легли в основу очерка «Благонамеренные речи», впоследствии очерк получил название «В дороге».

Перейти на страницу:

Все книги серии Занимательная наука (Центрполиграф)

Откуда приходят герои любимых книг. Литературное зазеркалье. Живые судьбы в книжном отражении
Откуда приходят герои любимых книг. Литературное зазеркалье. Живые судьбы в книжном отражении

А вы когда-нибудь задумывались над тем, где родилась Золушка? Знаете ли вы, что Белоснежка пала жертвой придворных интриг? Что были времена, когда реальный Бэтмен патрулировал улицы Нью-Йорка, настоящий Робинзон Крузо дни напролет ждал корабля на необитаемом острове, который, кстати, впоследствии назвали его именем, а прототип Алеши из «Черной курицы» Погорельского вырос и послужил прототипом Алексея Вронского в «Анне Карениной»? Согласитесь, интересно изучать произведения известных авторов под столь непривычным углом. Из этой книги вы узнаете, что печальная история Муму писана с натуры, что Туве Янссон чуть было не вышла замуж за прототипа своего Снусмумрика, а Джоан Роулинг развелась с прототипом Златопуста Локонса. Многие литературные герои — отражение настоящих людей. Читайте, и вы узнаете, что жил некогда реальный злодей Синяя Борода, что Штирлиц не плод фантазии Юлиана Семенова, а маленькая Алиса родилась вовсе не в Стране чудес… Будем рады, если чтение этой книги принесет вам столько же открытий, сколько принесло нам во время работы над текстом.

Юлия Игоревна Андреева

Языкознание, иностранные языки
Знаем ли мы все о классиках мировой литературы?
Знаем ли мы все о классиках мировой литературы?

…«И гений, парадоксов друг» – гений и впрямь может быть другом парадоксов своей биографии… Как только писателя причисляют к сонму классиков – происходит небожественное чудо: живого человека заменяет икона в виде портрета в кабинете литературы, а всё, что не укладывается в канон, как будто стирается ластиком из его биографии. А не укладывается не так уж мало. Пушкин – «Солнце русской поэзии» – в жизни был сердцеедом, разрушившим множество женских судеб, а в личной переписке – иногда и пошляком. Можно умиляться светлым отрывкам из недавно введённого в школьную программу «Лета Господня» Ивана Шмелёва, но как забыть о том, что одновременно с этой книгой он писал пламенные оды в поддержку Гитлера? В школе обходят эти трудности, предлагая детям удобный миф, «хрестоматийный глянец» вместо живого человека. В этой книге есть и не слишком приглядные подробности из биографий русских классиков. Их вполне достаточно для того, чтобы стряхнуть с их тел гранитно-чугунную шинель официозной иконы. Когда писатели становятся гораздо более живыми, чем на страницах учебников, то и их позитивное воздействие на нас обретает большую ценность.

Мария Дмитриевна Аксенова

Литературоведение
Логика случая. О природе и происхождении биологической эволюции
Логика случая. О природе и происхождении биологической эволюции

В этой амбициозной книге Евгений Кунин освещает переплетение случайного и закономерного, лежащих в основе самой сути жизни. В попытке достичь более глубокого понимания взаимного влияния случайности и необходимости, двигающих вперед биологическую эволюцию, Кунин сводит воедино новые данные и концепции, намечая при этом дорогу, ведущую за пределы синтетической теории эволюции. Он интерпретирует эволюцию как стохастический процесс, основанный на заранее непредвиденных обстоятельствах, ограниченный необходимостью поддержки клеточной организации и направляемый процессом адаптации. Для поддержки своих выводов он объединяет между собой множество концептуальных идей: сравнительную геномику, проливающую свет на предковые формы; новое понимание шаблонов, способов и непредсказуемости процесса эволюции; достижения в изучении экспрессии генов, распространенности белков и других фенотипических молекулярных характеристик; применение методов статистической физики для изучения генов и геномов и новый взгляд на вероятность самопроизвольного появления жизни, порождаемый современной космологией.Логика случая демонстрирует, что то понимание эволюции, которое было выработано наукой XX века, является устаревшим и неполным, и обрисовывает фундаментально новый подход — вызывающий, иногда противоречивый, но всегда основанный на твердых научных знаниях.

Евгений Викторович Кунин

Биология, биофизика, биохимия / Биология / Образование и наука

Похожие книги

История лингвистических учений. Учебное пособие
История лингвистических учений. Учебное пособие

Книга представляет собой учебное пособие по курсу «История лингвистических учений», входящему в учебную программу филологических факультетов университетов. В ней рассказывается о возникновении знаний о языке у различных народов, о складывании и развитии основных лингвистических традиций: античной и средневековой европейской, индийской, китайской, арабской, японской. Описано превращение европейской традиции в науку о языке, накопление знаний и формирование научных методов в XVI-ХVIII веках. Рассмотрены основные школы и направления языкознания XIX–XX веков, развитие лингвистических исследований в странах Европы, США, Японии и нашей стране.Пособие рассчитано на студентов-филологов, но предназначено также для всех читателей, интересующихся тем, как люди в различные эпохи познавали язык.

Владимир Михайлович Алпатов

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука