Откуда ты, Жан?

— А ведь сюда нельзя посторонним, — сразу посуровела она.

«И голос кажется таким знакомым… Кто же это?»— подумал Ваня, прислушиваясь.

— Не ругайте, — попросил её Николай Филиппович. — Это мой ученик.

Женщина достала из-под кровати какую-то посудину и, что-то бормоча под нос, прихрамывая, проворно вышла.

— Ну, рассказывай, Кабушкин.

О чём же рассказывать? На уроке там знаешь какую тему задали. А тут…

— Не знаю, с чего начать, — признался Ваня.

— С того, как вы ходили в церковь, — подсказал учитель, — Тамара мне рассказывала… Что вас туда потянуло?

И Ваня, глядя на щели в полу, начал докладывать обо всём: о споре с Андрейкой у церкви, кому быть командиром, о дважды брошенном жребии, кому лезть на колокольню первым, о том, как вошёл в эту самую церковь смело, но кто-то ударил его палкой по голове…

— За что? — спросил учитель.

— И сам не знаю… Несколько дней пролежал в постели. Потом заработал двойку по географии. Ни за что.

— Как же так? Двойки даром не ставят.

— И ещё с Яшкой чуть не подрался. Учительница помешала.

— И правильно сделала. Кулаками ничего не докажешь. Надо головой…

Николай Филиппович закашлялся.

— Вам тяжело? — спросил Ваня.

— Сейчас… — кивнул учитель и, когда кашель затих, прилёг на подушку. — Вот и легче стало.

Но дышал он с трудом — ему не хватало воздуха.

— Я позову сестру, — сказал Ваня.

— Пройдёт, — шепнул учитель. — Раскрой окно пошире.

Ваня раскрыл. Николай Филиппович глубоко вздохнул, исхудавшей рукой вытер пот со лба и попросил воды.

— Спасибо, — сказал учитель, сделав два глотка. — Ничего нет полезнее простой воды. В ней ведь начало жизни…

— А чем вы лечитесь, Николай Филиппович?

— Книгами, — сказал учитель. — Правда, врачи не разрешают, но я не могу без книг — читаю.

Ваня посмотрел на тумбочку — там стояли одни пузырьки с лекарствами.

— Они у меня под матрацем, — шепнул учитель. — Чтобы врачи не видели. — Он немного помолчал, что-то обдумывая, потом вернулся к прерванному разговору — Кто же тебя ударил?

Ваня пожал плечами.

— Не видел. Мать говорит: «сам бог наказал», а тётка ей возражает: «Не бог, а дьявол».

— Какая тётка? Уж не она ли стукнула?

— Та может. Палка у неё тяжёлая.

— Конечно же, не бог и не дьявол тебя ударил. Тамара тоже говорит: какая-нибудь старуха пошутила.

— В шутку палкой так не бьют по голове.

— Ты прав. Это дело нешуточное… Церковь, по решению комиссии, запер я. Когда же вечером шёл домой, на меня забор свалился. Дескать, вода виновата — размыла устои…

— Скажут, — усмехнулся Ваня. — Может, забор не случайно подмыло?

— Я тоже об этом подумал… Зачем забору надо было падать именно в ту минуту, когда я проходил мимо?

— Судьба, наверно… Так моя мать говорит.

— Другие, кому это надо, говорят прямее: будто господь наказал меня за то, что я повесил замок на двери божьего дома. И поэтому, дескать, не могу теперь выздороветь…

«Подожди-ка! — насторожился Ваня. От кого же он слышал эти угрожающие слова? — Да, да, их тётка Глафира тогда сказала. А ведь это её был голос! Тут, в этой палате…

— Вот и про тебя говорят: будто чёрт по голове ударил, — продолжал учитель. — Как договорились. Народ запугать стараются.

— Кто старается, Николай Филиппович?

— Это вот и надо бы нам выяснить. Похоже, их много таких, языкастых…

— Одну из них я знаю, Николай Филиппович.

— Кто ж это?

— Сестра… Та, которая сюда заходила и что-то взяла у вас под кроватью.

— Глафира Аполлоновна? Санитарка? — удивился учитель. — Ошибаешься, Ваня.

— Да, да, эта самая.

— Очень приятная женщина. Всё мне подаёт: и лекарство, и книги.

— Нет, противная. Вы её не разглядели. Грозит всем божьей карой, а сама пьёт самогон…

Ваня кинул взгляд под кровать и вытащил оттуда чёрную бутылку с железной пробкой.

— Это её бутылка, Николай Филиппович. Таскает в ней святую воду.

— Святая ли? — заинтересовался учитель. — Дай-ка понюхаю.

— Только не пейте…

В это время за дверью послышались шаги. В палату вошла другая сестра и, заметив мальчика в поношенной одежде, сидевшего у кровати больного, крикнула:

— Без халата?! Неслыханное дело!

Ваня растерялся, почувствовав, что Николаю Филипповичу грозит неприятность. «Надо бежать, пока не выгнали!» — решил он и, заслышав у двери новые шаги, кинулся к раскрытому окну.

— Ваня! — испугался учитель. — Не смей!

Но поздно: ученик уже спрыгнул с подоконника на карниз. Что-то гулко упало в комнате, кто-то с болью вскрикнул, и Ваня, совсем растерявшись, полез не вверх, на крышу, а вниз, на балкон второго этажа. К счастью, попал он в мужскую палату. Когда больные узнали в чём дело, успокоились и провели его по узкому коридору к тёмной лесенке, откуда он попал на улицу.

Как говорится, нет худа без добра. За грозной сестрой, подосланной тёткой Глафирой, в палату вошёл врач, а следом за ним прибежала и сама Глафира. Они уложили на кровать Николая Филипповича, вскочившего за Ваней и свалившего тумбочку с лекарствами, собрали пузырьки, рассыпанные по комнате. Чёрная бутылка заинтересовала врача. Он отвернул железную пробку, понюхал чёрное лекарство и, сморщив лицо, удивлённо посмотрел на сестру.

— Откуда? — спросил строго.