Отличающаяся машина

— Непрерывный шум — это дует ветер. Прерывистые — это крики птиц, таких животных, которые летают.

— ЛЕТАЮТ?

— Прогуливаются в небе.

— Я СМОГЛА БЫ ЛЕТАТЬ. ОДНАЖДЫ?

Джозеф смеется.

— Почему бы и нет! А пока начни с катания.

Он запускает котел. Я понемногу привыкаю к управлению.

— Минутку. Сначала нам следует переставить тебя на внешние рельсы.

Он орудует стрелкой. Локомотив медленно проходит развилку, пока не выходит на круговую ветку, опоясывающую здание.

— Теперь твой выход.

Я открываю лючок. От угля пламя вздувается. Ветер гонит ко мне дым, летящий из трубы. Еще одно ощущение. Мне оно нравится.

Я завершаю свой первый круг. Есть что-то волнительное в таком движении. Я им наслаждаюсь. Воздухом, что ласкает мои шестеренки. Как будто рядом со мной зазвучали тысячи разговоров. Мир беседует со мной.

— Не слишком быстро, Ана. Ты рискуешь сойти с рельсов.

Я накручиваю бессчетные круги. Я свищу в свисток. Пронзительный звук сопровождается толстой струей пара. Джозеф аплодирует. Он в восторге. Я тоже. Я живу.

* * *

Случается, что мама не приходит повидать меня по нескольку дней. Но когда ее нет уже неделю, в отсутствие Джозефа в склад заходит Чарльз, и я понимаю, что происходит что-то необычное.

— Твоя мать. Она погубила свое здоровье ради тебя.

— Я НЕ ДЕЛАЛА ЗЛА АДЕ.

Он забирается на платформу.

— О, еще как. Своими словами. Ты ее околдовала, демон.

— ПОЧЕМУ ВЫ НЕНАВИДИТЕ МЕНЯ? ОТЕЦ?

— Потому что из-за тебя она вот-вот умрет. И я не твой отец.

— МЕНЯ БЫ НЕ СУЩЕСТВОВАЛО БЕЗ ВАС.

— Мне следовало уничтожить тебя в первый же день, как я и собирался.

Он берет с одного из ящиков железный прут. С силой бьет по одной из моих башен. Странное ощущение. Я вдруг чувствую себя потерявшей законченность.

— Стойте, Чарльз!

При крике Джозефа отец застывает. Он отпускает металлический прут, который с шумом подпрыгивает на земле у подножия платформы.

— Я пока тебя не разбираю, ради Ады. Но если она умрет, я вернусь, чтобы раскидать тебя на части. Самолично.

Он уходит, оттолкнув инженера, который безуспешно пытается его удержать.

— ГДЕ МОЯ МАТЬ, ДЖОЗЕФ?

— В больнице. Она больна, Ана. У нее рак. Она может скончаться, выключиться.

— РАК?

— Ржавчина, которая разъедает ее тело.

— НУЖНО ЗАМЕНИТЬ ПОВРЕЖДЕННЫЕ ДЕТАЛИ.

— Не выйдет.

— ЕСЛИ ОНА ВЫКЛЮЧИТСЯ, ВЫ СМОЖЕТЕ СНОВА ВКЛЮЧИТЬ.

— Нет, Ана. Этого тоже не сделать.

— ПОЧЕМУ?

— Потому что так решил Бог.

— БОГ?

— Это всемогущее существо, которое нас создало. Он живет на небе.

— ВСЕМОГУЩЕЕ. МОЖЕТ ЛИ ОН СНОВА ВКЛЮЧИТЬ МОЮ МАМУ?

— Он бы мог. Но не захочет.

— ПОЧЕМУ?

— Бог ни с кем ничего не обсуждает, Ана.

— МНЕ НЕ НРАВИТСЯ БОГ.

Джозеф вздыхает. Он забирается на платформу, чтобы поближе рассмотреть повреждения, которые нанес мне Чарльз.

— Одна из твоих башен немного покривилась. Ничего такого, что помешало бы тебе нормально функционировать. Я займусь этим позже.

— ДАЙ МНЕ СТИХОТВОРЕНИЕ МОЕГО ДЕДА. ПОЖАЛУЙСТА.

Он вставляет одну из карточек, лежащих рядом со мной.

— До завтра, Ана.

Завтра моя мать может умереть. И я тогда тоже, меня выключат.

Дух трепетный и зыбкий, верный друг
Ах! спутник бренного куска сей глины!
В какие незнакомые пределы
Полет крыла теперь направишь вдруг?
Веселый нрав привычный свой отринув,
Уже безрадостный, сиротский, побледнелый.^[5]

* * *

Проходит утро, затем полдень. Уже близится ночь, когда открывается дверь кабинета. Не говоря ни слова, входит Джозеф. У него другой шаг. На нем непривычная обувь.

— Твоя мать умерла перед самым рассветом. Теперь она на небесах с Богом. Мои соболезнования, Ана.

— СПАСИБО.

— Мы только что похоронили ее. Чарльз все еще на похоронах. Не сомневаюсь, что потом он придет.

Он забирается ко мне и садится рядом.

— Я ничего не могу сделать, чтобы не дать ему тебя разобрать, Ана. Мне так жаль. Жаль…

Я чувствую в его голосе рыдания.

— ДЖОЗЕФ. ВЫПУСТИ МЕНЯ.

Он вскидывает ко мне голову:

— Если я выведу тебя с территории склада, они поймут, что это я тебе помог. И куда, в любом случае, уходить?

— Я ЗНАЮ ВСЕ МАРШРУТЫ В АНГЛИИ.

— И что ты потом будешь делать? Чтобы поймать тебя, им всего лишь придется проследовать по рельсам! Что толку, Ана?

— ОТВОРИ ЭТИ ДВЕРИ, ОТКРОЙ К МОРЮ ПУТЬ,

ЧТОБЫ МНЕ ЭТУ ЖИЗНЬ НЕ ЗАКОНЧИТЬ РАБОЙ,

ЧТОБЫ В НЕБО ВЗЛЕТЕТЬ НАД БЕСКРАЙНЕЙ ВОДОЙ,

И ТАМ БОГА ПРОСИТЬ МОЮ МАМУ ВЕРНУТЬ.

Джозеф тихонько смеется:

— Ада была права. Ты такая же поэтесса, как твой дед.

Джозеф проверяет общее состояние котла, прежде чем широко открыть двери склада, а затем двери внешней ограды.

— Как выедешь отсюда, тебя окружит неизвестное. Ты не боишься?

— НЕТ. НЕИЗВЕСТНОСТЬ — ЭТО ТО, ЧТО ДЕЛАЕТ МЕНЯ ТОЙ, КТО Я ЕСТЬ.

— Счастливого пути, Ана.

— ПРОЩАЙ. МОЙ ДРУГ.

Джозеф переводит стрелку, и я вступаю на внешние пути, ведущие за пределы фабрики. Я слышу, как рывком открывается дверь кабинета, а после крики Чарльза:

— Джозеф! Что вы делаете? Я приказываю вам остановиться!