Читаем Отличник полностью

Повисла гнетущая пауза. Но, как только вник и разобрался, тут же ответил:

– Нет, что ты. Не прогоню. Мы теперь всегда будем вместе.

Далее случилось следующее. Тамарка с протяжным воем, перешедшим в рыдание, кинулась ко мне в объятия и полезла с головой под пиджак, тыкаясь головой в подмышку, как слепой котенок, ищущий мамкину титьку. При этом она обнимала меня и прижималась с такой силой, будто кто-то должен был сейчас войти и отрывать ее от меня. Я крепился, крепился и не выдержал, тоже вслед за ней разрыдался. В таком состоянии и положении мы и находились довольно продолжительное время. То она успокоится, я заплачу, то наоборот.

Кипящий на плите чайник мы не замечали. Сколько мы плакали, точно не скажу, но отплакав, отрыдав, все же успокоились. Выключили огонь под чайником, который к тому времени весь выкипел, сгорел, почернел и потрескался, умылись и пошли гулять.

– :Если бы и с тобой что-то случилось, – говорила Тамарка, имея в виду мою болезнь, – то я, наверное, не выдержала бы, руки на себя наложила. Ты – теперь последнее, что у меня осталось. Знаешь, а ведь мне сегодня тоже приснился сон. Будто мы с тобой находимся в пустой комнате и в этой комнате страшный холод. А мы стоим, обнявшись и нам не холодно. Спины мерзнут, а сердца в тепле. И ты так сильно меня к себе прижимаешь, и от тебя так хорошо пахнет. Именно приятный запах запомнился, запах одеколона. И какое-то светлое, легкое состояние. Ощущение того, что все будет хорошо.

– Одеколоном не изо рта ли пахло? – попробовал я пошутить.

– Нет, – очень серьезно ответила Тамара, – не изо рта. И до того все сердце у меня болело, а после этого сна прошло. Я проснулась, улыбаясь. А потом вспомнила, что сестренки нет и даже испугалась своей улыбки. Знаешь, мне кажется, что в ее смерти виновата я.

– Не мучай себя, – неожиданно для себя обняв Тамару, сказал я.

Какое-то время мы так с ней и стояли, а потом я услышал:

– Да-да. Именно так. И запах такой, как во сне.

Я подумал: «Уж не издевается ли она?» Осторожно посмотрел на нее, глаза были закрыты, а на лице блаженная улыбка. Ничего не оставалось, как поверить. Только никакими одеколонами я не душился. Не мылся неделю – это да. Это было. Я для своего успокоения припомнил высказывание: «Самый предпочтительный мужской одеколон для женщины – это запах любимого».

О себе я не могу сказать ничего определенного, а вот у Тамарки действительно был свой, только ей одной присущий запах. Это была смесь, состоящая из запаха горячей карамели, запаха парного молока и запаха утренней свежести.

Конечно, после болезни я был еще очень слаб, но мы с ней в тот день долго гуляли. Ходили, обнявшись, держа друг друга за руки, за обе сразу. Прохожие обращали на нас внимание, но нам было не до них. Мы ходили и говорили. Говорили без умолку. Говорили, конечно, все больше о Тонечке. Нам надо было много говорить, необходимо было выговориться. Мы разговаривали так, словно не виделись целую вечность и спешили наговориться впрок, будто нам предстояла очередная столетняя разлука.

Дружка к тому времени с нами не было. Его забрал хозяин по имени Роберт. Этот Роберт лежал сначала в больнице, затем лечился стационарно на дому. И совсем уже решил, что оставит свою собаку новым хозяевам, но как только стал чувствовать себя лучше, сразу же пришел за ним. Оказывается, мое объявление Роберт прочел еще будучи пациентом больницы. Прочел и запомнил адрес. Дружка, как выяснилось, звали Авгуром.

В тот день, после того, как мы погуляли с Тамарой и вернулись домой, никаких особенных перемен в наших отношениях не наступило. Разве что спали в одной постели, но именно спали. Не было никаких страстей, даже поцелуев. Обнялись и уснули, находясь в том высоком состоянии духа, о котором так мечтала Бландина, пересказывая чужую ночевку на сеновале.

А незначительные перемены во взаимоотношениях стали заметны уже наутро. Помню, Тамара стеснялась встречаться со мной глазами, словно сделала что-то скверное, но вместе с тем счастливая улыбка не сходила с ее губ, и она заметно свободнее стала себя чувствовать в моем присутствии. Пропал страх, пропала скованность.

Вода для чая кипятилась в кастрюльке, Тамара чистила чайник содой. Все на первый взгляд выглядело обыденным. Но уже что-то новое вошло в нашу жизнь. Тамарка медленно, но верно приближалась ко мне. Я это ощущал просто физически. Совершался тот самый небесный брак, о котором так много и с такой легкомысленностью говорят и в существование которого почти никто не верит. Случилось, как батюшка сказал: «Даст Бог жену, будет жена». Бог дал мне жену.


Глава 38 Жизнь и работа в Уфе

1

Вскоре, словно по вызову, не отбыв положенного срока, вернулась из-за границы тетка. И вернулась она не одна, а с новым мужем, усатым прапорщиком и с новой своей семьей, состоящей из его троих детей и его же старой мамы.

Думаю, можно было бы тетку уговорить нас сразу не выгонять, но тут я стал свидетелем такого, что просить ее об этом язык не повернулся.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне