– Ост пол к норду, – сказал он, оторвавшись наконец от своего занятия. – Мистер Хэй, ваше дело – следить за счислением. Мне важен каждый ярд, чтобы шхуна не отклонялась от курса ни на волос. Я собираюсь продырявить Туамото, а это всегда риск немалый. Если бы эти зюйд-остовые пассаты дули с зюйд-оста, чего они не делают, то мы могли бы пройти по нашему курсу с точностью до полрумба. Скажем, в пределах румба. Тогда мы обойдем Факарава с наветренной стороны. Да, сэр, так нам и придется сделать, раз мы ложимся на другой курс. Тогда мы пройдем эту кашу мелких островов в самом чистом месте, видите? – И капитан показал точку, где его линейка пересекала расползшийся лабиринт Опасного Архипелага. – Хорошо бы уже была ночь – я бы лег на другой галс прямо сейчас, а так мы теряем время и зря отходим к востоку. Что делать, потом наверстаем. И если не попадем в Перу, то пристанем к Эквадору. Один черт, я думаю. Грошовые деньги на бочку – и никаких тебе расспросов. Отличное это племя – южноамериканские испанцы.
Таити уже остался за кормой. Диадема возвышалась среди неровных, иззубренных гор, Эймео оказался совсем рядом и, черный, загадочный, выделялся на золотом великолепии запада. И только тогда шхуна оторвалась от двух островов и был брошен лаг.
Минут через двадцать Сэлли Дэй, который то и дело оставлял штурвал и заглядывал в кают-компанию, где висели часы, провозгласил пронзительным голосом:
– Четыре склянки!
И показался кок с супом в руках.
– Я, пожалуй, сяду, перекушу с вами, – сказал Дэвис Геррику. – А когда я закончу, как раз стемнеет, и мы поставим нашу посудину по ветру и помчим в Южную Америку.
Тут же на углу стола, как раз под лампой, сидел Хьюиш, а с наветренной стороны у него стояла бутылка шампанского.
– Это что такое? Откуда это взялось? – спросил капитан.
– Шампанское, из заднего трюма, если вам это интересно, – ответил Хьюиш, выпивая залпом кружку.
– Так не годится! – воскликнул Дэвис, и эта фраза, обнаружившая привычное благоговение торгового моряка перед святыней груза, прозвучала на украденном судне крайне нелепо. – Из таких фокусов никогда ничего путного не выходило.
– Каков младенец! – отозвался Хьюиш. – Послушать его, так подумаешь, будто у нас все по-честному! Ловко вы меня провели, а? Я должен торчать на палубе и стоять за рулем, пока вы тут оба сидите и жрете; мне привесили кличку, а вас я должен величать «сэр» да «мистер». Ну так слушайте меня, мистер командир: я буду пить шампанское, иначе дело не пойдет. Я вам говорю. Вы прекрасно знаете, что теперь у вас нет под боком военного корабля.
Дэвис был ошеломлен.
– Я бы отдал пятьдесят долларов, чтобы этого не случилось, – сказал он упавшим голосом.
– Но это уже случилось, – возразил Хьюиш. – Попробуйте, чертовски славное.
Рубикон был перейден без дальнейшей борьбы. Капитан наполнил кружку и выпил.
– Лучше бы это было пиво, – проговорил он со вздохом. – Но спору нет – штука настоящая, да и дешевка. А теперь, Хьюиш, выметайтесь и становитесь за штурвал.
Дрянной человечек одержал верх и пришел в хорошее настроение.
– Есть, сэр, – ответил он и вышел, предоставив остальным обедать.
– Гороховый суп! – воскликнул капитан. – Будь я проклят, если рассчитывал когда-нибудь опять есть гороховый суп!
Геррик сидел неподвижно, молча. Просто немыслимо было после всех этих месяцев безнадежной нужды вдыхать запах грубой корабельной пищи и не испытывать вожделения. Рот его наполнился слюной от желания попробовать шампанского. Однако равно немыслимо было присутствовать при сцене, разыгравшейся между Хьюишем и капитаном, и не осознать с внезапной остротой, в какую пропасть он упал. «Вор среди воров», – повторял он себе. Он не мог притронуться к супу. Если бы он пошевелился, то лишь затем, чтобы выбежать из-за стола, броситься за борт и пойти на дно честным человеком.
– Что с вами? – сказал капитан. – У вас неважный вид, дружище, выпейте капельку.
Шампанское пенилось и искрилось в кружке; его яркость, его веселое кипение приковали взгляд Геррика.
«Слишком поздно колебаться», – подумал он, рука его сама взялась за кружку, он пригубил, испытывая наслаждение и безудержное желание пить еще, осушил кружку до дна, и, когда поставил ее на стол, глаза его заблестели.
– Все-таки жизнь хороша! – воскликнул он. – Я и забыл, что такое жить. Да, даже ради такой жизни стоит жить. Вино, пища, сухая одежда – что ж, стоит и умереть, стоит отправиться на виселицу! Капитан, скажите-ка: почему все бедняки не становятся ворами?
– Перестаньте, – остановил его капитан.
– Должно быть, они невероятно порядочные люди, – продолжал Геррик. – Тут что-то выше моего понимания. Вспомните тюрьму! А что, если бы нас вдруг отослали сейчас обратно! – Он содрогнулся, словно в конвульсиях, и опустил лицо на сцепленные руки.
– Да что с вами? – закричал капитан.
Ответа не последовало, только плечи Геррика заходили ходуном, так что стол закачался.
– Выпейте еще. Нате, пейте. Я вам приказываю. Не вздумайте плакать, когда худшее позади.