Отложенное детство

Проснулась от каких-то непонятных звуков. За окном заметно посветлело, метель утихла. И тут в сумраке кухни я увидела бабушку и дедушку, замерших по обе стороны окна. Бабушка встревоженно смотрела на меня, прижимая палец к губам. Вдали снова затарахтело, и звук стал приближаться.

Возле нашего дома, прямо напротив окна, остановилась какая-то странная небольшая машина. Два человека слезли с неё и громко, отрывисто о чём-то заговорили – только слов я разобрать не могла. Потом они закурили, прошлись вдоль дома, долго топтались где-то на углу. Слышно было, как под их ногами скрипит снег. Вот они вернулись, остановились совсем близко от окна – один из них, размахивая руками, что-то доказывал другому. Говорили громко, но как-то отрывисто и совсем непонятно о чём. Потом выбросили в снег окурки, сели верхом на тарахтящую машину и уехали.

От страха я всё это время старалась не дышать.

Бабушка несколько раз перекрестилась и опустилась на пол.

Вошёл проснувшийся Тимофей Филиппович, спросил шёпотом:

– Что это было?

– Скорее всего, фашистские разведчики на мотоциклах, – так же шёпотом ответил ему дедушка. – Хорошо, что мы машины за дом отогнали.

Все давно проснулись, но лежали тихо, и только теперь стали собираться возле стола.

Долго совещались, говорили, что надо бы послать кого-то разведать – не захватили ли фашисты деревню?

Ушли Митя и Фёдор Иванович.

А я всё думала: у кого бы узнать: неужели фашисты – это просто люди? И тут услышала из разговоров, что это ещё и немцы…

В голове у меня всё перемешалось, но спросить было не у кого.

Все взрослые в комнате были взволнованы, тихо переговаривались и постоянно поглядывали в окно в ожидании наших.

Только Павлик рядом со мной спокойно и тихо посапывал.

Ждали посланных на разведку довольно долго. А может быть, это утро было такое, когда время вдруг начало тянуться и тянуться. Бабушка говорила, что такое бывает.

Но когда вернулись Митя и Фёдор Иванович, всё пришло в движение. Стали быстро собираться, водители побежали заводить машины.

– Прежде всего, – сказал дедушка, – подкрепитесь тем, что есть. И обязательно попейте воды.

Нас с Павликом тоже подкрепили хлебом с яблочным повидлом и водой.

Вскоре наши машины уже ехали вдоль деревни, которая утром показалась мне очень маленькой. Я даже дома успела посчитать до того, как мы повернули на другую дорогу.

Тут машины пошли быстрее. Но я заметила, что и бабушка, и Варвара Игоревна всё время смотрели по сторонам. Да я и сама крутила головой, боялась, что нас догонят фашисты.

Когда машины остановились, встретив наш военный патруль, все были так рады, что бросились обнимать военных. А дедушка рассказал им про мотоциклистов.

Мы с Павликом стояли у борта, повязанные крест-накрест тёплыми платками. И один из военных, подойдя к нам поближе, сказал:

– Какие у вас тут симпатичные девчушки!

И только когда машины вновь поехали, Павлик вдруг повернулся и крикнул в сторону убегающей дороги:

– Я мальчик!

И тут мы все стали смеяться. А Павлик ещё немного посидел надутый, но не выдержал и стал смеяться вместе с нами.

Дорога на Задонск. Третьи сутки

Погода снова ухудшилась. Ветер рвал брезент, которым мы были укрыты. Стало холоднее, очень хотелось есть.

На очередной технической остановке дедушка сказал:

– Надо ехать как можно скорее. Осталось совсем немного. Потерпите.

Но тут началась метель. Снег летел так густо, что за машинами, которые теперь еле шли, мы видели сплошную белую пелену.

Машины остановились. Стали ждать, чтобы метель хоть немного утихла. Когда просветлело, оказалось, что совсем недалеко от нас были дома. Подъехали поближе, откинули задний борт, и нас, замёрзших и голодных, снял дедушка.

– Будем искать ночлег, – сказал он.

Варвара Игоревна пошла в один дом, а мы с бабушкой – в другой. Идти было недалеко, но мы шли по дорожке, еле передвигая замёрзшие ноги. Постучали, услышали:

– Кто там? Входите.

Мы с бабушкой зашли и стали у порога. Здесь было тепло и вкусно пахло домом. Никто нам не предложил пройти и раздеться, и мы остались стоять у двери. Совсем недалеко от нас, на выступе русской печки, горела керосиновая лампа, которая после уличных сумерек слепила глаза. Главное, что я увидела, это слева от нас, на лавке, большой бочонок воды, под деревянной крышкой, с кружкой наверху. Сразу захотелось пить.

Хозяйка хлопотала у печи. И тут откуда-то из дальнего угла раздался хрипловатый мужской голос:

– Кто такие? Откудова?

Бабушка не сразу смогла ответить – замёрзшие губы не слушались её.

– Едем из Орла в Задонск, – наконец проговорила она.

– Бегите, значит. От немца бегите, благодетеля своего, – продолжал почему-то издевательски говорить сердитый голос.

Глаза мои привыкли к свету, и я увидела у дальней стены длинный стол, над которым висела еще одна керосиновая лампа. За столом, на самом углу, сидел дед с тёмной бородой.

Бабушка не ответила ему и, наклонившись ко мне, шепнула:

– Вот погреемся ещё чуть-чуть и уйдём.