Отложенное самоубийство

— Давай побережем нервы читателей, остановимся на тебе.

— Просто ты других не знаешь, — опять смеется Агафон.

— И слава богу!

— Да ты и меня, как препода, не знаешь.

— А зачем мне знать? Я же писатель, а не фотограф. Придумаю что-нибудь…

Следующая на связи Марина. Пасмурная. Глаза заплаканные.

— Как ты, солнышко? Как добрались?

— Долетели нормально. В Астане нас встретил муж Наташи. Она совсем плохая. Боли, вода в легких — не успевают откачивать.

Она начинает всхлипывать, а я вздыхаю. Слов у меня нет. Откуда тут слова…

— Как у вас с погодой?

Марина лишь безнадежно машет рукой. Ясно, с погодой тоже все хреново. В Казахстане уже вечер — разница во времени. Я прощаюсь с расстроенной супругой:

— Держитесь там. Наташе привет.

Моя жизнь идет по сформированному утром плану. Следующий пункт плана — обед. Фаршированный перец не дает преждевременно загнуться от голода. Ем, потом пью кофе. Наелся, теперь можно спокойно жить дальше. После обеда достаю из шкафа — бывшего хранилища фашистского шампанского — одежду: синие джинсы, черную футболку. Переодеваюсь, помогая сам себе. Осталось накинуть сверху осеннюю куртку, и одет вполне по-октябрьски. Лана еще не приехала, а я уже готов. Нетерпеливо поглядываю на свой толстый будильник. Стрелки как нарисованные — даже не шевелятся. Барабаню пальцами по столу. На моем тайном языке это означает: «???»

Для сравнения перевожу взгляд с будильника на продвинутые часы, висящие на стене в зале. Там стрелки вытеснены цифрами. Оцифрованное время. Правда, у меня закрадывается подозрение, что цифры меняются, а время стоит на месте. Говорят, сейчас можно все оцифровать: знания, любовь, душу. А вот интересно, можно ли оцифровать «пофиг»?

Все эти дурацкие мысли, конечно, игра мозгов на балалайке. От скуки, в ожидании Ланы. Сходить в комнату смеха, что ли? Вроде созрел.

Когда я выхожу из туалета, мой мобильник нервно бьется спиной о стол. В трубке знакомое протяжное мяуканье:

— Я здесь. Выходите.

Выхожу.

Возле церкви стоит темно-серый кроссовер «Ниссан Кашкай». Стекло водительской дверцы приспущено, и там белеет женское лицо. Легко машу рукой, давая понять лицу, что я — это я. Обхожу машину и сажусь рядом с водителем.

Лана дружелюбно смотрит. Ждет каких-то моих слов. Она — высокая, насколько я могу судить сидя, стройная брюнетка. Не Дюймовочка. Ничего общего с Эрнестасом. Никакой прибалтийской бесцветности. Совсем наоборот! Тонкий аромат парфюма. Пухлые улыбчивые губы. Прямой аккуратный нос. Густые волосы средней длины, уложенные в изящную прическу. На пальцах несколько массивных витых перстней. Глаза… Глаза? Не глаза, а прямо Фестский диск какой-то! Два диска. Прочитать в этих загадочных озерах ничего нельзя. Они постоянно меняют свой цвет и выражение. Как картинки в детском калейдоскопе. То так, то этак, то вот так. В зависимости от солнечного освещения, наклона земной оси и настроения хозяйки озер. С такими глазами только в карты на деньги играть. Причем на большие деньги.

— Халлёхен!

Опять этот низкий чувственный голос! Леди-кошка. Испорченная, похотливая, развратная. Но одновременно изысканная, независимая, влекущая.

Не дождавшись от меня адекватной реакции, Лана с легким любопытством спрашивает:

— Вас как-то зовут? Эрнестас назвал мне только фамилию.

Отвечаю не своим, каким-то заскорузлым голосом:

— Зовите меня просто Вадим. — Спасительные колокола выводят меня из ступора, поэтому я добавляю более уверенно: — Едем?

— Едем, просто Вадим! — мягко смеется Лана, и «Кашкай» резко срывается с места. Стремительно попетляв в слаломе каменных улочек Нашего Городка, мы пулей вылетаем на автобан. Лана уверенно ведет свой дерзкий аппарат. Холеные руки свободно лежат на кожаном рулевом колесе. На полных губах играет самоуверенная улыбка.

За бортом начинается негаданный дождь. Вот и верь после этого метеопрогнозам! На выходные обещали без осадков. Лана включает щетки. Щетки-работяги начинают со стуком елозить по ветровому стеклу. В пику им дождь усиливается. Справа и слева тянутся небольшие поля. Между вспаханными участками дыбятся островки деревьев. Вдалеке от дороги сквозь пелену дождя просматриваются добротные крестьянские усадьбы. Широкие надежные дома с крутыми крышами. Весь окрест блестит от влаги. Скользкий мокрый мир.

Привыкнув к скорости, замечаю, что Лана обгоняет всех так, как будто это не автомобили, а гужевые повозки. Вот, казалось бы, только появились впереди рубиновые стоп-сигналы какого-то автомобиля, как наш «Кашкай» уже проносится мимо него, поливая фонтаном мелких капель. Раз-два-три! Грязно надругались и потеряли неспешный автомобиль где-то сзади. Три секунды, и он уже невидим за кисейным занавесом ливня.

— А вы лихо водите машину, — пробую я предавший меня недавно голос. Теперь он звучит устойчивее.

— Просто люблю рулить, — коротко улыбается мне Лана.

Эту фразу понять можно по-разному.

— Вот прицепился! — вдруг недовольно цедит мой водитель.

— Кто?

— «Мерседес». Мощная машинка. От самого города не могу от него оторваться.

Я даже не оборачиваюсь — и так знаю, что это черный «Мерседес» с наклейкой.