Но самым удачным своим делом Антон Сапин считал убийство контролировавшего сочинский мясокомбинат Валерия Демченко. Уж очень удачно обставлено оно было, уж очень хороши были декорации! Неоднократно получавший предупреждения от Зубра Демченко не желал сдаться и, зная, что угрозы такого человека надо воспринимать всерьез, нигде не появлялся без охранников. Прямо-таки в сортир не ходил без того, чтобы охранник не держал на мушке киллера, который может непредвиденно вынырнуть из-за сливного бачка. Ну киллер возник совсем в другом месте, само название которого вдохновляло, а именно на бойне. Там, где коров подготавливают к изготовлению из их копытных тел любимой населением колбасы, Сапин с помощниками подкараулил Демченко. Сначала автоматные очереди разрезали пополам охранников, затем пришла очередь самого Демченко, который долю минуты все до пронзительности отчетливо видел и понимал, вот только поделать ничего не мог. Одним словом, бойня превратилась в бойню. Шутка профессионала.
— Знаешь, Белла, — признавалась подруге Риту-ля, — когда он мне такие вещи рассказывает, я под него неохотно ложусь. Страшно как-то…
— Чего ты боишься, глупенькая? — резонно возражала Белла. — Антон же не на работе, а тебя никто пока не заказал. Так что давай, как в том анекдоте, расслабься и получай удовольствие.
Но, несмотря на эти трезвые соображения, после рассказов Антона удовольствие Ритуля получать не могла. Ее робкий небольшой ум запутанно блуждал то во дворе пошивочного ателье, возле стеклянной двери которого на мгновение задержался жених, лелеющий мысли о близком счастье; то на бойне, где кишки неудачливого Демченко, перешедшего дорогу всесильному Зубру, беззастенчиво выпятились из разорванного живота розовыми пузырями, словно предлагая изготовить из них кровяную колбасу. А пальцы, что теребили ее соски, касались груди так технично… наверное, так же деловито они собирали и разбирали пистолет…
Красноречие Ритули Вендицкой не иссякало в течение полутора часов.
— Обедать будешь? — равнодушно спросил у Масленникова охранник.
Андрей Николаевич Масленников частенько отказывался от пресной и безвкусной тюремной еды, вспоминая изреченную Омаром Хайямом истину: «Ты лучше голодай, чем что попало ешь, и лучше будь один, чем вместе с кем попало». Но сегодня у него разгулялся аппетит. В конце концов, не исполнив вторую часть хайямовской рекомендации, было бы слишком неосмотрительно следовать первой.
— Вот так, молодец, — одобрительно сказал охранник, глядя, как строптивый заключенный вычищает хлебной коркой жестяную миску. В том, что Масленников начал есть, как все нормальные зэки, охранник увидел благоприятный признак, подумав, что строптивость пошла на спад. Давно пора! А то надоело уже… Масленников не то чтобы относился к злостным нарушителям режима, но чувствовалось, что даже в СИЗО он старается установить свой порядок. А этого не будет! Никогда не будет, чтобы их порядок установился! Охранник был преисполнен молодости и энтузиазма. В отличие от Никифорова и Бойко предложение сделать что-то незаконное в помощь преступникам он воспринял бы как личное оскорбление, и деньги здесь роли не играли. Он считал, что хорошие люди должны покончить с преступностью, и не сомневался, что рано или поздно так и получится.
«Дурак», — подумал о похвалившем его охраннике Андрей Николаевич, заканчивая питаться невкусным тюремным варевом. Варево настолько походило на замазку, что есть его было невозможно: только питаться.
«Ничего, — успокоил себя Масленников, — японская кухня тоже безвкусная. У них основное повседневное блюдо — рис без соли, без сахара, безо всяких приправ. Тоже вроде замазки. И ничего, японцы будь здоров как вкалывают, заправясь этим рисом! Надо питаться, чтобы поддерживать в себе нормальную жизнедеятельность. Передачки с воли мне никто не пришлет…»
Нормальная жизнедеятельность понадобилась Андрею Николаевичу, когда окольными путями ему удалось разузнать, что побег Законника оказался удачен. Правда, легавых, которые ему помогли, кажется, заловили, но от них много не добьются. Тем временем Законник сумеет действовать оперативно, выполнить задание. При одной мысли об этом на щеках Кремня расцветал здоровый юношеский румянец, потерянный, думалось, много лет назад, кровь сильнее билась в стенки сосудов. Если бы лучшие врачи, наблюдавшие за его здоровьем много лет за крупные деньги, увидели своего пациента — как пить дать решили бы, что Андрей Николаевич находится не в тюрьме, а в санатории. К нему возвращались силы, возвращалась та самая нормальная жизнедеятельность, на которую он уповал.