Отмели космоса

И именно поэтому я сейчас чувствовал себя немного убитым. После такой ударной дозы препаратов рекомендовалось лечь и страдать, но я обнаружил в себе силы дойти с остальными до бара. А вот Пакс почему-то сил на это не нашла. Предполагаю, что тут имеет место желание дистанцироваться от всех нас. Надеюсь, Бубнов не придушит Либитину, если она захочет свалить из команды после этого дела.

День сегодня был дерьмовый, где-то горела свалка, и к вроде уже привычной Вони добавился аромат палёных помоев. Это было неприятно, но ещё неприятнее было то, что интенсивная химиотерапия наградила меня ко всему прочему подобием диареи, так что я периодически бегал в сортир. Ситуацию осложняло то, что туалет в баре вчера сломался и его так и не починили – приходилось ковылять в уличный, захватив с собой из бара салфеток. Я бы решил, что это Флюгер накидался и разбил унитаз, но его с нами не было и, очевидно, больше не будет, так что обвинить мясника-забойщика в этом злодеянии не получилось бы при всём желании.

Никто из членов команды о Флюгере не говорил, всё было понятно и без слов. Огорчал ли меня его уход? Несомненно – с ним ушли мои полтора миллиона. Однако стоило ожидать такого поступка от человека с подобной кличкой. Не скажу, что мне не хватает его присутствия, но было какое-то чувство незавершённости. Да, думаю, что если бы я убил его собственными руками, то ощущения были бы в разы лучше.

На улице на меня вытаращилась какая-то бабулька и начала вопить; даже после того как я скрылся из поля её зрения, она продолжала выкрикивать оскорбления вслед.

Сортир, в который я попал, был самым настоящим проклятием – деревянная, абсолютно засранная будка, где запах кислого поноса перебивал остальную богатую гамму. Прийти сюда было плохим решением, но идея гадить за углом дома была ещё менее притягательна – перспектива получить кирпичом по голове от неравнодушного прохожего было слишком реальной.

Впрочем оказалось, что получить по голове можно было и внутри, с позволения сказать, помещения. Я не стал закрывать дверь, чтобы не задохнуться аммиаком и из-за последствий химиотерапии был настолько размазан, что даже не заметил, как по мою душу явились местные. Не знаю, случайно ли это вышло, или они специально подождали, когда я закончу свои приземлённые дела, но врага я встретил в штанах.

Их план был прост, как удар трубой по черепу, и именно это из себя и представлял. В сортир ворвалась чешуйчатая рука, схватила меня за шиворот и выволокла из аммиачного облака. В направлении моей башки уже неслась труба, и я не успевал перехватить её – оставалось только прикрыться руками. Это было не лучшим решением – удар сломал мне мизинец и безымянный палец на левой руке. Я зарычал и нанёс резкий удар под дых, но рука встретилась с кератиновой чешуёй. На ГМО-роже впечатления ударом не прослеживалось. За спиной чешуйчатого уродца возник ещё один, который схватил меня за правую руку и удерживал, пока обладатель трубы вновь замахивался, надеясь со второй попытки размозжить мне череп. Но я быть пиньятой не хотел и ткнул пальцами супостату в глаза. Он отшатнулся, я сумел извернуться, и его удар пришёлся по голове вскользь, большая же часть кинетической силы удара ушла в сочно хрустнувшую ключицу и прилегающие мышцы. Секунда замешательства позволила выхватить травмированной рукой 14-миллиметровый и выстрелить. Пуля пробила кератиновую чешую на животе и начала исследовать богатый внутренний мир жителя Мерифоры. Другой противник попытался схватить за ствол, но внезапно обнаружил, что его участок мозга, ответственный за движение рук, покидает башку через затылок. Видя происходящее, урод с дырой в пузе попытался убежать. Это почему-то меня разозлило. Поддавшись ярости, я одним прыжком нагнал его и выхватил дубинку.

Спустя минуту жестокого избиения и безостановочного сквернословия я, тяжело дыша, повесил дубинку обратно на пояс. Влажное от крови тело не двигалось. Не знаю, сдох он или нет, плевать. Проверяя, не потерял ли я нож или сферошлетт, встретился взглядом с Двадцаткой. В теории встретился, глаз-то её я не видел. Она молча стояла неподалёку, скрестив руки на груди.

– Не смотри на меня так. Они внезапно напали.

Поняв, что оправдываюсь перед человеком, которому это абсолютно не интересно, я вздохнул и сломал ударом каблука пальцы лежащему телу. Тело замычало, чем заслужило ещё пару пинков. Выместив остатки гнева, я в сопровождении Двадцатки вернулся в бар, где Доржи, явно находясь под градусом, что-то увлечённо рассказывал Гнидому.

– …Безнадёжны, совсем безнадёжны! Они колясочников избивают исключительно ногами, видимо, в насмешку. Да и вообще, если человек не видел хорошего, он не будет ни к чему стремиться. Никогда! Даже если знает, что можно лучше. Это будет казаться ему недостижимым, потому что он здесь, далеко-далеко от всего хорошего. Но если человек пожил в другом месте, то всё будет по-другому. Помнишь Униореру? Помнишь, какие там были самодельщики, а? Они знали, что можно лучше и как, поэтому свою дыру превращали в… Ян! Какого чёрта?!