– Какого чёрта что? – спросил я, садясь рядом.
– Ты стрелял?
– Да. Гнидой, мне пальцы сломали, глянь, а? И ключицу тоже.
Пока я рассказывал о произошедшем, эскулап сооружал импровизированную шину для пальцев с помощью каких-то палочек и бинта из, замечу, моей аптечки. Ключица перелома избежала, поэтому справился он быстро и, расщедрившись, предложил обезболивающее. Жаль, что я в силу состояния здоровья был вынужден отказаться от сего красивого жеста.
Настроение безнадёжно испорчено, и посему было решено выпить, наплевав на последствия химиотерапии. Заказ, недолгое ожидание, холод пивной кружки. И когда до первого глотка оставалось лишь одно усилие руки, дверь в бар открылась. Я с удивлением воззрился на неё – посетители сюда, кроме нас, захаживали редко, сейчас мы вообще были одни в баре.
Тем временем в открывшуюся дверь зашёл какой-то оборванец, за ним второй, третий, пятый, десятый. На тринадцатом я сбился. Бармен сначала покричал на них, а потом просто свалил, прихватив кассу и закрыв за собой служебную дверь. «Посетители» выстроились у противоположной стены и один из них, сделав шаг вперёд, хотел что-то сказать, одновременно потянувшись за пазуху.
Гнидой оказался самым сообразительным из нас и пристрелил этого активиста ещё до того, как он что-либо успел сказать или сделать. Началась пальба, но велась она только в одну сторону – у оборванцев оружия не было, поэтому им оставалось только орать, умирать и пытаться выбежать обратно. В результате все местные, кроме двух слинявших, оказались на полу. У них не было и шанса – промазать с такого расстояния было невозможно, хотя Доржи всё же умудрился пару раз это сделать. Под визги и хрипы умирающих неестественной смертью людей мы ломанулись к служебной двери, бесцеремонно вышибленной Гнидым.
Я, огорчённый произошедшим до самой глубины души, сделал прощальный глоток пива, перезарядил 14-миллиметровый – из сферошлетта по этому сброду стрелять было слишком дорого – и поспешил за командой. В служебном помещении персонал уже лежал на полу, а Гнидой на пару с Доржи обчищали кассу.
Это не заняло много времени, и вскоре мы уже выбегали наружу. Как только наша четвёрка оказалась на улице, нас увидел очередной оборванец, после чего громко заорал. И тут отовсюду начали вылезать местные с явно недобрыми намерениями. О наличии этих самых намерений свидетельствовали стальные прутья, трубы, палки, цепи и другие не вполне дружелюбные вещи, зажатые в чёрных чешуйчатых руках. Но вот огнестрела у них не было, и первые же наши выстрелы заставили погромщиков разбежаться.
Перебежками мы покинули улицы и рванули во дворы. Время было позднее, улицы пустынны, любой встречный был потенциальным врагом, поэтому мы иногда постреливали по прохожим, которые даже без поправки на происходящее выглядели подозрительно. Преодолев несколько сотен метров, мы остановились перевести дух. Как только я прислонился к стене одного из зданий и начал восстанавливать ровное дыхание, на меня попыталась нагадить какая-то псина. Я отогнал её и обратился к Гнидому:
– Что теперь? Куда?
Из-за угла дома высунулась чья-то голова. Доржи выстрелил, но промазал. Голова скрылась. Послышались гневные крики.
– Береги патроны! Говнюков тут до черта! Доржи, предупреди Бубнова. И свяжись с Пакс! За мной! – проорал Гнидой и, не тратя времени на подробные объяснения, двинулся трусцой в сторону нашего расположения, где в одной из, надеюсь, запертых комнат сидела Пакс и даже не подозревала, что нас хотят поднять на вилы.
Мы побежали за ним. Это были очень напряжённые полчаса – петляя, меняя направления, пытаясь двигаться непредсказуемо, мы уходили от толпы, которая сформировалась вне нашего поля зрения, но была хорошо слышна. Во время пересечения одного из особо крупных дворов она, видимо как-то срезав, нагнала нас. Несколько десятков людей, вооружённых чем попало, жаждали крови. Мы постреляли по ним, но в этот раз местные не стали испуганно разбегаться, а наоборот, ломанулись к нам. Осознавая, что патронов в магазинах на всех не хватит, мы с новыми силами припустили по пыльным улицам. Иногда из-за углов и поворотов на нас выскакивали местные, но все попытки навредить нам оборачивались смертью для них самих.
Пару раз в нас даже пытались палить, но уродцы стреляли хуже, чем бегали. Значительно оторвавшись от толпы, мы всё-таки добрались до расположения.
– Пакс не отвечает! – выдавливает из себя Доржи, безуспешно пытаясь нормализовать сбитое дыхание.
Мы взбежали по лестнице наверх. Вот наши комнаты. Разделяемся, проверяем. Вот матрас, который купил ей Доржи, вот оставленный Пакс мусор.
– Пусто! – кричу я, не забывая захватить свои пожитки, и перевешивая на пояс последние две гранаты.
– Пусто! – кричат все остальные.
Следов борьбы нет, грязи на полу больше не стало – местных тут не было. Так куда она подевалась?
– Уходим к гаражу! – Гнидой сплёвывает и идёт к лестнице.
– А как же Пакс? – голос Доржи звучит как-то растерянно.