Отморозок

Не знаю, сколько проходит времени, потому что секунды становятся слишком длинными.

Но наконец кто-то оттаскивает меня от машины, я слышу вой сирены скорой помощи. Не помню, как добралась до больницы. Единственное, что смогло проникнуть в мой разум – это то, что Эрик жив. И находится в тяжелом состоянии. Прямо сейчас идет борьба за его жизнь.

Я сижу и гипнотизирую дверь, из-за которой выйдет врач и скажет, чем закончилась эта борьба.

Он справится.

Он ведь справится, верно?

Ради меня. Ради нас. Ради того, чтобы я просто еще раз смогла увидеть его.

Он сможет, я знаю…

Господи, пожалуйста, пожалуйста, молю тебя, подай какой-нибудь знак, что с ним все будет в порядке!

И тут у меня в руках неожиданно оказывается стаканчик с чем-то горячим, в нос ударяет запах каких-то трав. Поднимаю взгляд на того, кто сунул мне в руки стаканчик и вижу Лори.

Лори… снова она…

Только сейчас у меня нет сил ни на ревность, ни на злость. Пусть бы они с Эриком были вместе и счастливы. Я бы это как-то пережила. Главное, чтобы он был жив.

И я спрашиваю то, что не рискнула бы совсем недавно.

– Ты его любишь?

– Да, конечно, – отвечает Лори.

Я должна была бы испытывать боль по этому поводу, но уже не могу. Слишком много другой боли – отчаянной, чудовищной. Невозможно представить, что Эрика не станет.

– Но послушай, Шерон, – продолжает Лори. – Ты же не думаешь, что мы с ним…

Она издаёт короткий смешок, который совершенно неуместен в этой ситуации. Настолько неуместен, что я с трудом отдираю взгляд от двери и перевожу его на неё.

– Мы с Эриком просто друзья, – говорит она. – И вообще, я играю за другую команду.

Я не сразу понимаю, что она имеет в виду. А потом до меня доходит. Лори – лесбиянка! Ну конечно, сейчас в этом для меня уже нет ни малейших сомнений.

Её взгляд… его сложно интерпретировать иначе. Она не смотрит на меня как на соперницу, а скорее наоборот. Мне становится немного неловко, и я перевожу взгляд снова на дверь.

Наверное, я должна испытать облегчение из-за того, что узнала, но теперь это кажется мне таким малозначительным. Единственное, что сейчас важно – это выживет Эрик или нет. А всё остальное – просто пыль, мелочи, недостойные упоминания. Поэтому я рассеянно киваю и даже не пытаюсь найти, что ответить.

Но она накрывает мою руку своей. Я вздрагиваю от этого жеста, не понимая, что бы он мог значить.

– Ты очень важна для него, – говорит мне Лори. – Я знаю его очень много лет, иногда мне кажется, что знаю как облупленного. Но таким его я не видела никогда.

Теперь у меня вырывается нервный смешок. «Таким»? Таким, как сегодня, я его точно никогда не видела. Было похоже, что он выбрался из гигантской мясорубки.

От этого воспоминания я жмурюсь и слёзы выступают на глазах. Ещё понимаю, что это хорошо. Хорошо, что Лори оказалась рядом, что притащила мне дурацкий чай, что сейчас её рука накрывает мою. Если бы я сидела перед этой жуткой дверью одна – я бы просто сошла с ума.

– Он выкарабкается?

Глупый вопрос и не по адресу. Но это единственное, о чём я могу сейчас думать.

– Ещё бы! Обязательно выкарабкается.

– Так ты правда давно его знаешь? – спрашиваю я, понимая, что мне абсолютно всё равно, что я сейчас услышу.

Мы можем говорить что угодно, лишь бы говорить о нём – как будто это рождает странную связь, невидимую верёвочку, которой я пытаюсь привязать его к этому миру, не отпустить.

– Давно, – говорит Лори. – Моя мама работала экономкой у них в доме, так что мы, можно сказать, выросли вместе.

И вот уже мы пьём по второй чашке чая, а Лори рассказывает историю за историей, в которой сорванец Эрик оказывается донельзя вредным, но всё-таки очень сильным и стойким. И я начинаю верить в то, что и из этой передряги он выкарабкается.

Я не знаю, сколько проходит времени, но усталый врач выходит из-за двери. Я напрягаюсь, натягиваюсь, как струна, и чувствую, как рядом точно так же напряглась Лори. И как бы она меня ни успокаивала, сейчас она боится. Мы обе совершенно беззащитны перед тем, что сейчас скажет врач. И он говорит:

– Похоже, жить будет. Во всяком случае, пока всё выглядит именно так.

– Он без сознания? – спрашиваю я.

И врач отвечает:

– Отчего же? В сознании. Но очень слаб. Если хотите, вы можете зайти к нему, но на несколько минут, не больше.

Я оглядываюсь на Лори. Мы ведь идём туда вместе? Или идти нужно ей? Ведь это она, а не я – его старый друг. Она, а не я, была с ним во всех его переделках. Но Лори говорит:

– Иди, Шерон. Уверена, сейчас он хочет видеть именно тебя.

Я вхожу в палату и вижу его: замотанного в бинты, как та египетская мумия. Его глаза закрыты, и я останавливаюсь в нерешительности. Может, врач ошибся и всё-таки он без сознания?

– Эрик… – тихо зову его.

Он открывает глаза. Силится улыбнуться, но, кажется, у него получается не очень.

Я накрываю его руку своей, а он захватывает мою ладонь и тянет к губам. Касается губами пальцев.

Его губы сухие и колкие, а у меня к глазам подступают слёзы. Его рука обессиленно падает. Видно, что двигаться ему тяжело. Да что там – даже дышать ему сейчас тяжело. И всё-таки, он собирается с силами и говорит: