В атмосфере такой бесовщины не удивительно, что Ивинской не помогло письмо на имя Хрущева, написанное ею в лагере. Письмо это в отрывках выплыло наружу в 90-е годы – в пору отвратительного судебного процесса, когда Ольга Всеволодовна, а после ее кончины наследники – дочь Ирина Емельянова и сын Дмитрий Виноградов – обратились в Российский государственный архив литературы и искусства (РГАЛИ) с требованием вернуть им пастернаковские бумаги, конфискованные в августе 1960 года при обыске у Ивинской. И проиграли процесс. В качестве одного из доводов против истицы адвокат РГАЛИ использовала цитаты из тюремного письма, в котором Ольга Всеволодовна взывала к руководителю государства с просьбой защитить ее, выполнявшую ответственные распоряжения власти. Она писала, что после всего, что она сделала по заданию, с ней поступили так несправедливо.
Письмо это целиком не опубликовано, поэтому точные слова Ивинской недоступны. Но две вещи Ирина Емельянова подмечает совершенно точно. Во-первых, что
«такие письма писали миллионы людей из заключения. Это письмо – так называемая „помиловка“. Кто хоть косвенно соприкасался с репрессивной системой тех лет, те знают, что люди в полном отчаянии, ни за что сидящие в лагерях, матери в основном...» (Эхо Москвы)
А во-вторых,
«на 90 процентов этот архив (РГАЛИ. –
Цитирование материнского письма в «Комсомольской правде» Емельянова приравнивает к использованию писем «из гетто, это аморально».
В гетто сидят «другие», враги. А что если в случае Ивинской КГБ посадил «свою», только уже израсходованную и слишком много знающую? Ответить на этот болезненный для пастернаковской биографии вопрос (может быть, самый болезненный) позволит только публикация уголовного дела и сопутствующих архивных документов. Без них размышления скатываются в спекуляцию.
Вернемся к 1960-му. Как реагировали на эти аресты заинтересованные современники?
Из воспоминаний Зинаиды Николаевны: