Отныне и навсегда

– Ты и без него озаряешь всю комнату, – отвечаю я. – И я знаю, что это самая глупая вещь, которую мужчина когда-либо говорил женщине, но это все, что сейчас пришло мне на ум. Вита, пожалуйста, идем с нами. В конце концов, я даже не был на собственном выпускном.

– Тебе же вроде было все равно? – улыбается Вита.

– Я просто эмоционально шантажирую тебя всем подряд в надежде, что ты останешься, – признаюсь я. – Получается не очень.

– Я останусь, – говорит она, касаясь моей щеки кончиками пальцев.

Легкое прикосновение длится меньше секунды, но успевает послать по моему телу электрический разряд, от которого у меня перехватывает дыхание.

– Знаешь, – говорю я, решив, что кое-какое пространство и закрытая дверь между нами сейчас – это разумное решение, – ты иди в ванную комнату, она огромная и роскошная, с зеркалами с подсветкой и все такое. А мне надо всего лишь надеть костюм и бабочку, и, пока ты будешь переодеваться, я посмотрю телевизор.

– Какое мне выбрать? – спрашивает Вита, глядя на платья.

У меня появляется повод лишний раз посмотреть на нее, отмечая, как темные волосы обрамляют лицо цвета слоновой кости, глаза вмещают в себя всю вселенную, а плавные изгибы от груди до бедер напоминают излучину реки. Я смотрю на беспорядок цветов и вспоминаю Прекрасную Ферроньеру.

– В моде я совсем не разбираюсь, – отвечаю я. – Но как насчет вот этого?

Я достаю платье цвета жженого апельсина; дробленый бархат украшен темным, рубиново-красным бисером.

– Соглашусь, – говорит она, забирая платье из моих рук и прикладывая к себе. – Добавлю аксессуаров и пойдет. Спасибо, Бен.

– Тебе спасибо, – отвечаю я. Жду, пока она закроет за собой дверь в ванную, а затем беру из мини-бара два готовых джин-тоника и опустошаю их один за другим.

* * *

По моим подсчетам, с тех пор как мы вышли из отеля, я сказал слова три, не больше. К счастью, за всех четверых говорит Китти. С большим пером в волосах и подведенными глазами, как у актрис немого кино, она выглядит великолепно. Когда мы вышли из лифта, я заметил, с каким восхищением на мою сестру смотрит Дэв, как загорелись его глаза при виде нее. Должен признать, он и сам достойно смотрится в смокинге. Виту он обнял в знак приветствия, а с Китти они взялись за руки так, словно всю жизнь любили друг друга.

Вечеринка проходит в роскошном банкетном зале в стиле ар-деко: в белых, черных и золотых цветах от пола до потолка; пространство украшено воздушными шарами и бумажными гирляндами, высокие пальмы окружают столики у полированного танцпола, освещенного блестящей люстрой. Джазовая группа на сцене играет современные композиции в ретростиле, официанты во фраках разносят коктейли и крошечные порции деликатесов на серебряных подносах.

До сегодняшнего вечера у меня неплохо получалось притворяться, что я не считаю Виту такой уж ошеломительно привлекательной, но теперь вся надежда утеряна. Я всегда считал ее красивой: и в летних платьях, и в мешковатых брюках с карандашом в волосах, но сегодня ее платье открывает изгиб прекрасной спины до самой талии, и я чувствую себя простым смертным в присутствии богини.

Пока Китти и Дэв танцуют под джаз-бэнд, исполняющий каверы популярных песен, мы с Витой стоим по обе стороны от огромной пальмы в горшке, как два затворника на вечеринке. Мужчины в зале то и дело смотрят на Виту, и я понимаю, что кто-то из них рано или поздно пригласит ее на танец. Я и сам хочу это сделать, но даже сейчас, когда мне нечего терять, не могу подобрать подходящих слов.

– У нас не очень хорошо получается, да? – Вита отодвигает пальмовый лист, придвигается ко мне и продолжает говорить мне на ухо: – Я имею в виду, не получается правильно вести себя на вечеринке.

– У тебя получается, – отвечаю я, стараясь не показывать, что напрочь теряюсь, когда смотрю в ее глаза. – Вита, ты прекрасно выглядишь. Весь мир должен пасть к твоим ногам. Может, тебе пообщаться с гостями?

– Уж лучше выколоть себе глаза ржавыми гвоздями, – с улыбкой отвечает она. – Спасибо, Бен. Ты тоже замечательно выглядишь.

Я поворачиваюсь и смотрю на нее, пытаясь понять, не шутит ли она. Кажется, нет. Не уверен, хорошо это или плохо, учитывая, что я пытаюсь не влюбиться, но подозреваю, что каким-то образом это и хорошо, и плохо одновременно.

– Во мне нет ничего особенного, – смущенно говорю я. – И я странно выгляжу.

– Ты же не думаешь так на самом деле, правда? – Ее взгляд бегает по моему лицу. – Когда я смотрю на тебя, то думаю о танцоре. Ты выразительно говоришь и двигаешься, полон чувств и красноречия. Ты… – Она на мгновение отворачивается, открывая моему взору свои плечо и шею. – Ты… – она неловко прочищает горло, – физически неотразим.

– Что ж, спасибо. – Я краснею, осознав, что за разговором мы придвинулись ближе друг к другу. – Ты тоже ничего.

– Спасибо, – улыбается она.

– Под «ничего» я имею в виду, что ты прекрасна как внутри, так и снаружи, – добавляю я.