Отойди от моей лошади

Жёлтенькое завертелось, затилитилькало, забумкало, заыхкало и ка-ак выпрыгнет. А я ка-ак побегу. А жёлтенькое ка-ак припустит за мной, как заорёт:

– Алёшка!

А я бегу.

А оно:

– Алёшка!

А я быстрей.

А оно топочет и кричит:

– Алёшка! Не убегай!

Удивительно знакомый голос. Остановился я… дых-дых, дых-дых. Тыща чертей! Да ведь это же рыжий Тимка.

– Здоро́во, Алёшка! – закричал он.

– Привет, Тимка! – заорал я.

– Вот я рад, что ты приехал! – крикнул он.

– А я… не можешь себе представить! – кричу я.

– Ты куда бежишь так быстро? – спросил он.

– Да на речку купаться, – сказал я.

– Ну, бежим вместе, – сказал он.

И мы побежали. Бежим и беседуем.

– Я тебя ещё час назад в окно видел, – говорит Тимка.

– Я своих устраивал, – говорю я.

– Чего твои тебя так по голове гладили? – спрашивает он.

– У меня причёска кривая, – сказал я.

– А ты чего в меня камень бросил?

– Я думал, это пень. А ты чего там сидел?

– Я гусеницу дрессировал. Кусачую.

– А окунь клюёт или нет?

– Ещё бы.

– А ты весь рыжий.

– А ты сам… синий.

– Красота.

– Красотища!

И мы прямо свалились в речку.

Сначала мы плавали. Потом кувыркались в воде. Потом топились и спасались. Потом я прыгнул с нырялки солдатиком. Потом просто так. Потом бочком. Потом опять просто так. Потом рыбкой. Потом самолётиком. Реактивненьким. Потом Тимка научил меня нырять чемоданчиком. А я его – драндулетиком. Потом мы спели песню. А потом Тимка сказал:

– Помнишь, кто такой Пушок? Бежим к нему!

– Бис! Браво! – закричал я, потому что сразу всё вспомнил, и мы побежали.

Я бежал и думал про Пушка. Как же это я сразу про него не вспомнил, про этого телёночка, про маленького бычка? Мы с ним в прошлом году здо́рово подружились. Он за мной как ручной ходил. Целыми днями. Он, наверное, подрос теперь и меня не помнит.

– Вон, – сказал Тимка на бегу. – Видишь дом с красной крышей? Это новая удоеэлектричница. Там коров доют.

– Эх ты, Тима, – сказал я. – Надо говорить электроудоительница.

– Пусть так, – сказал Тимка. – Когда мы до неё… до этой добежим, я тебе глаза закрою и поведу за эту… ну, как её… Пушок там пасётся.

Мы добежали до этой электроудойницы, Тимка велел мне закрыть глаза и повёл куда-то за руку.

Я пять раз чуть не упал и один раз упал, Тимка сердился и говорил, что я как слепой, а потом сказал:

– Ну, я побежал. А то он меня не любит. Интересно, узнаете вы друг друга? Открывай глаза на раз-два-три. – И убежал.

– Раз-два-три! – крикнул Тимка тихо-тихо, будто с другого конца земли.

Я открыл глаза и… удивился. Никаких коров здесь вообще не было. Стоял только один бык, огромный бычище, как паровоз.

Он смотрел на меня, а я на него, он на меня, а я опять на него, а потом он как посмотрит на меня странным образом и как побежит на меня, фырча.

У-ух как я дунул бежать по полю! А он за мной. Фырчит. Ногами землю роет.

– Караул! – закричал Тимка. – Он Алёшку хочет заесть!

А я бегу-бегу, бегу-бегу и… упал. Покатился. А бык – топ-топ-топ. Тимка «караул» кричит. А я закрыл глаза. Всё. Прощай, мама. Сейчас ка-ак…

И вдруг кто-то так нежно-нежно лизнул меня по лицу. Мокро-мокро. Шершаво-шершаво. Как губкой. Тепло-тепло. Открыл я один глаз и вижу – этот здоровый бык меня облизывает. Голова огромная, рога…

Открыл я потихонечку второй глаз и вижу – ну конечно, это же Пушок, та же мордочка с белым пятном, те же глазки…

– Пушок, – сказал я. – Пушечка! Пушиночка!

А он меня лижет. Узнал, игрун этакий.

Я встал с земли, а со всех сторон к нам люди бегут, с палками, с граблями, ещё с чем-то, рыжий Тимка плачет, все шумят.

Все до нас не добежали, остановились и не подходят.

– Мальчик, – сказал мне какой-то человек в очках. – Стойте смирно. Сейчас мы вас спасём.

А Тимка плачет перед очкастым:

– Товарищ новый зоотехник, я не нарочно, они же знакомы.

– Молчать! – сказал очкастый. – Никому не двигаться!

– О-о-о! Будет тебе, Тимофей! – заголосила какая-то тётенька на Тимку.

И вдруг я увидел, что к нам идёт дедушка Парфёныч, колхозный сторож.

– Дедушка Парфёныч! – закричал я. – Здоро́во!

– Здоро́во, Лексей, – сказал он. – Приехал, значит, погостить?

– Приехал, значит, – говорю я.

– Как мамаша, папаша? Здоровы?

– Как нельзя лучше, – говорю.

– Ну, привет им.

– А вам от них.

– А им ещё раз и низкий поклон.

– А они вам тоже кланяются, – говорю.

– Между прочим, – сказал всем очкастый. – Вы заметили? Бык не трогает ребёнка.

– Да-да, – сказал кто-то. – Очень похоже, что это так.

– А чего вы собрались? – говорит Парфёныч. – Не успел мальчик приехать, а вы уже. Что он, съест вашего быка, что ли? Он, можно сказать, год травы не видел, этот мальчик.

– Товарищи, – сказал очкастый. – Пойдёмте все обратно. Картина ясна.

И все стали расходиться.

Пушок ещё раз лизнул меня, а я ещё раз похлопал его по мордочке с белым пятном. И мы побежали с Тимкой срезать мне удочку.

И тут-то всё и началось.

Когда я уже спать лёг, к нам пришёл очкастый зоотехник и сказал:

– Нам необходим ваш ребёнок. На полчасика.

– Что он уже успел натворить? – спросила мама.