Отойди от моей лошади

Потом Тимка стал капризничать, и мне пришлось нарисовать ему лошадь.

– Эй-гого! – закричал я на весь класс Тимкиным голосом. – Алёшка! (Алёшка – это я.) Иду на тебя!

– Берегись, ничтожество! – крикнул я и нарисовал, как я размахиваю мечом и мчусь на Тимку.

– Не по правилам! – закричал Тимка.

– По правилам! – закричал я.

– Умри, несчастный! – кричит Тимка.

– Ещё не известно кто! – кричу я.

Наши кони бесстрашно и быстро мчатся навстречу друг другу.

– Бенц! – кричу я и рублю Тимку изо всех сил мечом по голове – Бенц-те-ре-ренц!

– Ур-ра! – кричит Тимка. Его шлем крепок, как сталь. Как чугун.

– Бенц! Та-та!

– Умри, подлый рыцарь!

– Ещё не хватало!

– Эй-го-го!

Тимка падает! Ур-ра! Его конь ранен.

– Сдавайся! – кричу я. – Мелкий подлый враг! Задняя нога лягушки! Трусливый заяц! Пустой горшок! Двоечник! Клякса!

– Алёша Петров!

– Ржавая кошка!

– Алёша Петров!!

– Дырявый холодильник!

– Алёша Петров!!!

– Я тебе не Алёша! Я рыцарь, мрак на твою голову, синяя мочалка!

– Алёша Петров?! Что здесь происходит?

– Что? – спросил я и поднял голову.

И увидел вот что: весь класс забрался на парты вокруг меня и смотрел, как я расправляюсь с этим наглым рыцаришкой.

А потом все стали айкать и ойкать и прыгать с парт вниз, и тогда я наконец увидел нашу учительницу, совсем красную, и других учителей, и завуча, и директора, и медсестру, и нянечку, и всех-всех…

А про то, как я был в кабинете у директора, и про всякое такое мне неохота рассказывать.

Теперь все говорят, что я урок сорвал.

Говорят, что подвёл новую молодую учительницу. Такая славная, просто не верится, что я мог это сделать.

Просто я не нахожу объяснения таким словам.

Похоже, что это какая-то глупость и ошибка.

Совершенно уверен.

Вы, я думаю, тоже. А?

Озарена весёлым треском

Мне подарили фотоаппарат.

Завтра я куплю себе плёнку и сфотографирую памятник Александру Сергеевичу Пушкину в саду.

Плёнку я проявлю, отпечатаю снимки, разложу их на столе и буду смотреть.

Я буду смотреть и смотреть и вдруг унижу, что сам я сижу в саду на скамеечке, против памятника великому поэту. Против памятника Александру Сергеевичу Пушкину.

Я буду долго глядеть на него, и он вдруг сойдёт вниз, погуляет немножко по саду, а потом подойдёт к моей скамейке и скажет:

– Прошу извинить меня, я не помешаю?

– Ой, что вы, что вы! – воскликну я. – Пожалуйста!

Я посмотрю сбоку на его добрые, грустные глаза, не удержусь и произнесу, волнуясь:

– А я вас знаю, Александр Сергеевич. Вы – великий поэт Александр Сергеевич Пушкин.

– Ах, – очнётся он. – Откуда ты меня знаешь?

– Что за вопрос?! – воскликну я. – Ну что за вопрос?!

– Да, да, верно, – скажет он, сообразив. – Я позабыл совсем, я о своём думал.

– Вот так встреча! – скажу я.

– «Мороз и солнце, день чудесный», знаешь? – вдруг спросит он.

– Конечно, – скажу я. – «Ещё ты дремлешь, друг прелестный», правильно?

– Правильно, – скажет он. – А как дальше?

И я стану читать ему дальше: «Пора, красавица, проснись…»

Я буду читать, смущаясь и краснея, но с выражением, как и надо, а потом вдруг покраснею ещё больше, оттого что вспомню: несколько строчек в конце я вовсе не знаю, и раньше не знал, не выучил, и мне поставили за это в школе три с минусом.

– Дальше я не знаю, – скажу я печально.

– Как же так, как же так? – расстроится Александр Сергеевич. – «Вся комната янтарным блеском…»

– «Озарена весёлым треском», – чуточку вспомню я.

– Мальчик! Как же это можно – озарить весёлым треском? Там же точка после «озарена». Что же это получается?

Он вздохнёт тяжело, поднимется со скамейки, пойдёт, пойдёт… И снова я увижу, что он памятник.

– Александр Сергеевич! – закричу я. – Куда же вы?! Я не буду больше! Не буду! Я хотел пригласить вас в зоосад. Там белые медведи! Я хотел вас познакомить с Женькой Кисейкиным, моим другом! Я хотел…

Я буду звать его долго – и всё зря: он не шелохнётся.

И я увижу себя вовсе не в саду, а дома, за столом, перед фотографиями.

Не буду я завтра покупать плёнку. Ну её совсем!

Пропади она пропадом.

Пойду-ка и выучу сперва всё это замечательное стихотворение.

Великий талант

Кто никогда не играл на флейте, не знает, что это такое. На переменке ко мне подошёл староста Глеб.

– Ну, как флейта? – спросил он.

– Какая флейта? – удивился я.

– Поигрываешь помаленьку, а?

– Отстань, – сказал я. – Ни на чём я не поигрываю. Я её и в глаза не видел.

– Плохо дело, – сказал Глеб. – Пора научиться.

– Это ещё зачем?

– Пора, пора, – сказал Глеб. – Учись.

– Не буду, – сказал я.

– Слушай, – сказал Глеб. – Я тебе не нянька. Ты пионер?

– Пионер.

– Учишься хорошо?

– Ну, хорошо… ничего учусь.

– Маме помогаешь?

– Когда как. В общем, вроде помогаю.

– Ну, вот видишь, а на флейте не играешь. Учись, учись, пора.

И убежал.

Я подумал, может, и правда пора. Ну что у нас за староста! Подойдёт к тебе, поговорит, и вроде всё ясно.

После уроков Глеб сказал: