Что я знал? Я знал, что в Боливии растут деревья, каких под Москвой не бывает, я знал ещё, что Боливия – это страна. Но я не знал, где она находится, и я понял, что я не успокоюсь, пока не узнаю, где она.
Возле выхода из сада я на всякий случай огляделся – нет, куда там, старички исчезли. Я заторопился домой.
– Мама! – закричал я, влетая в комнату.
– В магазин ушла, – сказала бабушка.
– Бабушка, – сказал я, – где Боливия?
– Какая? – спросила бабушка.
– Страна такая, – сказал я, – Боливия.
– Не знаю, милый, – сказала она, – мы в классах не обучались. Это вам теперь счастье, хочешь учиться, учись…
– Боливия, Боливия, – повторял я, – страна такая…
Я постучался к нашему соседу, Анатолию Генриховичу. В квартире говорили, что он поэт и пишет книжки. Он сидел, подняв голову кверху, с карандашиком в руке.
– Анатолий Генрихович, – сказал я, – где Боливия?
– О! Боливия! Синее бездонное небо…
– Где она находится?
– Далеко. Оч-чень. Там, где сизые воды Атлантики лижут жёлтый прибрежный песок, там, где пальмы отбрасывают продолговатые тени…
– Это где? – спросил я. – Далеко от Москвы? Или, может быть, вовсе в Африке?
– Что?
– Где эта Боливия находится?
– Ма-альчик, – сказал он, – я занят. Я занят, потому что пишу стихи. Ступай!
– А жена ваша дома? – спросил я уже в дверях.
– Она на примерке у портнихи. Ну, ступай же… «О-о! – забормотал он. – Я всё хожу и нахожу стихи…»
Я отправился на кухню. Мама уже пришла и возилась с обедом. Я хотел было спросить у неё про Боливию, но дверь отворилась – и вошёл папа. Вернулся с работы. Папа у нас умный, он физик и занимается физикой.
– Папа! – закричал я. – Здравствуй!
– Здравствуй, здравствуй.
– Папа, где Боливия?
– Потом, потом, – сказал папа, – немного попозже.
– Папа, – сказал я, – я очень, очень хочу знать, где Боливия. Неужели ты не знаешь, где Боливия?!
– Не знаю, не знаю. Не до этого. Своих хлопот хватает.
– Мама! – воскликнул я.
– Оставь мать в покое! – строго сказал папа.
Я вспомнил про соседку Валю.
– Валечка, – входя, попросил я Валю, – где Боливия?
– Не знаю, Алёшенька, не знаю, миленький, и вообще, когда я тороплюсь на танцы, лучше ко мне не приставать. Не при-ста-ва-ать! – пропела она.
Я тихонько закрыл за собой Валину дверь. Больше соседей не было. Я вышел на лестницу.
Снизу поднималась девушка-почтальон.
– Эй, – сказал я, – не знаете случайно, где Боливия?
– Что?
– Где находится страна Боливия? Не знаете?
– Знаю, – сказала она.
Я так и сел.
– Где? Где?! Где она находится?!
– Успокойся, успокойся, – стала упрашивать меня девушка, снимая с плеча здоровенную сумку. – Ох, ты, горе моё, как же нам быть-то, а? Карта есть?
– Не-а.
Она взяла с пола обгоревшую спичку и прямо на стене («Как бы не влетело нам», – подумал я) стала что-то быстро рисовать. Я присмотрелся, и сердце у меня замерло. Как ловко она всё изобразила! Я увидел и узнал Америку. Все заливы и проливы. И острова. Полуостров Флорида был прямо перед моим носом.
– А Южную Америку узнал? – спросила девушка.
– Ещё бы! Вон она. Чуть пониже.
– Не пониже, а южнее. Вот здесь, – ткнула она спичкой в стену, – рядом с Бразилией и Аргентиной. Понимаешь?
– Понимаю, – сказал я, – конечно, понимаю. Откуда тебе всё это известно?
– Люблю мечтать про разные страны! Дома у меня книжек полно. Остров Пасхи, Конго, Боливия…
– Там огромной высоты деревья, – сказал я, – и жаркое солнце, и большущие листья растут прямо на земле. Айда в Боливию?!
– До свиданья, – улыбнулась она мне, подымая на плечо свою здоровенную сумку. – Мне некогда, разношу письма.
И она взлетела вверх по лестнице.
Я побежал вниз. Теперь я знал, где растут замечательные деревья, о которых так сокрушались старички учёные. Я решил, что обязательно отыщу их, чтобы побольше узнать у них про страну, где деревья выше домов, а солнце печёт целый день и длинные лёгкие лодки быстро скользят по реке.
Кто ж его знает, может, потом и удастся вырастить эти деревья и у нас под Москвой.
Хочется петь вместе с ним
Автобусы – это вещь.
Папа говорит: «Возникают мысли о далёких странствиях и необозримых горизонтах».
Я, когда еду, иногда… тоже… о горизонтах.
Наша школа от меня – две остановки. Мы с Федькой всегда пешком ходим. Сначала бежим до угла – кто быстрее, а потом уже спокойно, а тот, кто проигрывает, кто последним прибежит, тот несёт портфель другого до самой школы. Если вы видите утром толстого человека с двумя портфелями – это Федька.
А когда мы опаздываем – едем на автобусе, две остановки. Автобусы у нас, как и везде, без кондуктора. Сам себе билет отрываешь, а водитель сам остановки объявляет, без всякого кондуктора. У него в кабине возле головы такая штука висит – микрофон, и он в него говорит, а усилители усиливают. Получается громко и здо́рово.
Однажды мы с Федькой побежали до угла, кто быстрей, и я прибежал первым, потому что он вообще слон и ещё он упал. Я его долго ждал на углу, потом он подошёл, и я сказал:
– Вот тебе портфель, мой дорогой.
А он сказал:
– Фигос под нос.
А я говорю:
– Не совсем ясно почему.
А он говорит:
– Было нечестно.
А я говорю:
– Тоже не совсем ясно.
А он говорит:
– Было скользко.
А я говорю: