Оторванный от жизни

Если у вас не так много денег, выбор санаториев весьма ограничен. И хотя мои родственники думали, что тот, в котором я лежал, был, по крайней мере, хорошо организован, последующие события доказали обратное. Сначала санаторий был скромной постройкой, но постепенно он разросся, как грибы. Около двухсот пятидесяти пациентов обитали в двенадцати маленьких каркасных строениях, напоминающих поселение у мельницы. Владелец этой маленькой долины скорби воздвиг сеть пожароопасных домишек, и беспомощные больные люди оказались вынуждены рисковать своей жизнью. Это удалось ему потому, что санаторий располагался за границей города в штате, где на такие вещи смотрели сквозь пальцы, отчасти из-за прогнивших законов. И благодаря этому владелец мог получать огромную прибыль.

Тот же самый дух экономии и коммерции пронизывал все учреждение. Хуже всего было с санитарами – в их ряды нанимали самых прожженных людей, готовых работать за грошовое вознаграждение: восемнадцать долларов в месяц. Хорошие санитары очень редко соглашались работать в моем санатории – и то только потому, что не могли найти работу где-то еще. К счастью, мне попался именно такой санитар. Этот молодой человек, будучи в милости у владельца, считался одним из лучших санитаров, когда-либо работавших в этом санатории. Однако он не получил никакого денежного вознаграждения, если не считать банкноты в пять долларов, которую мне прислал на Рождество один из родственников. Я отказался ее принимать, потому что мне казалось, что она, как и мои родные, фальшивая. Тогда брат сам отдал ее санитару.

Главным достоинством моего санитара было то, что он заранее защитил меня от всех неприятностей, которые точно случились бы, останься я на милость владельца и его ужасных подчиненных. Сегодня я глубоко ценю его отношение: оно не идет ни в какое сравнение с муками, которые я испытывал в течение трех недель, предшествующих его появлению в санатории. За эти три недели сменилось целых семь санитаров, и их отношение ко мне ухудшало мои страдания. Вероятно, кто-то из них был неплохим человеком за пределами палаты, однако ни один из них не имел образования, чтобы заниматься с пациентом в моем состоянии.

Первые двое, ухаживавшие за мной, не били меня и не угрожали это сделать; однако они совершенно не думали о моем благополучии и спокойствии, пускай и бессознательно, и это было мучительно. Они оказались типичными санитарами за восемнадцать долларов в месяц. Еще один санитар этого типа причинил мне физические страдания такой степени, что я предпочитаю о них не вспоминать, не то что записывать. Еще через несколько дней все это завершилось вспышкой ярости у следующего санитара. Здоровый человек возненавидел бы его за такое!

Это был крайне жестокий человек. Его руки сделали бы честь портовому грузчику: с узловатыми пальцами, они были вдвое больше нормального размера. Я отказался выполнять команду – в то время это было для меня обычным даже под страхом воображаемой пытки, чтобы заставить меня подчиняться или говорить, и этот мужлан не только повел себя безумно – он еще и плюнул на меня! Я был в плачевном состоянии ума, но, как и многие другие в подобном положении, находился во власти прошлого и старался быть джентльменом. Серная кислота не смогла бы прожечь мою плоть сильнее, чем яд этой гадюки в человечьем обличье пронзил мою душу! Однако я пребывал во власти бреда и не мог сказать ни слова против. Я надеюсь, что еще не поздно выразить протест во имя тысяч разгневанных пациентов частных и государственных больниц, чье отношение к подобным отвратительным поступкам так никогда и не будет высказано.