Разобиженный турецким султаном Инает-Гирей предлагал польскому королю свое вассальство. Он просил у Владислава хоть небольшой помощи, чтоб уничтожить своих изменников, буджацких татар, и завоевать все заднестровские турецкие колонии до самого Дуная. На свою долю крымский хан брал одну добычу; города и землю предоставлял королю. Конецпольский сильно настаивал на принятии ханского предложения, представляя Владиславу IV, что подобный случай успокоить Польшу со стороны Азии никогда не повторится. Но в Варшаве боялись новых успехов предприимчивого короля. В Варшаве боялись даже той популярности, которою он пользовался у своих сподвижников, казаков. Татарское присоединение к Короне, вместе с готовностью днепровской вольницы идти войной под самый Царьград, сделало бы короля независимым от шляхты; а если бы Владиславу удалось образовать в Турции отдельное царство, как об этом была у многих мысль после Хотинской войны, тогда бы польский король явился таким же неограниченным государем среди «королят», каким был московский самодержец среди потомков удельных князей. Законодательное собрание шляхты не дало Владиславу денег для поддержки турецко-татарских смут и помешало набирать войско для занятия турецких кресов, или украин. Между тем в переговорах с представителями шляхетских партий ушло драгоценное время. Щедрый на обещания, мечтательный и вместе бесстыдный Владислав обнадежил Инает-Гирея своею помощью, но ограничил ее тем, что, тайком от своих панов рады, дозволил казакам идти с крымской Ордой за Днестр.
Предводителем казацкого контингента был не кто другой, как Павлюк. Он увлек за собой самую буйную часть Запорожского войска, и вот почему дипломатия Киселя представлялась успешною. Но казаки, безо всякой дипломатии, сделали напрасными все ухищрения королевского коммиссара по казацкому вопросу и все старания коронного гетмана по вопросу татарскому. В то время, когда павлюковцы геройствовали под ханским бунчуком в Буджаках, менее доблестные товарищи их воспользовались отсутствием боевого народа из Крыма, и сделали опустошительный набег на очаковские улусы. Ханский поход увенчался было успехом. Буджацкая Орда была разбита, разогнана, ограблена, и покорившиеся уймаки нашлись вынужденными переселиться в Крым. Но вести о казацком набеге на очаковские кочевья заставили Инает-Гирея поспешить возвращением в свой крымский Юрт, а в его отсутствие покорившиеся ему буджацкие мурзы взбунтовались, побили на переправах султанов, как титуловались ханские принцы, и вернули свою Орду с её стадами на Буджаки.
Таким образом крымский хан из друга снова сделался врагом Польши, а вредоносная буджацкая Орда угнездилась за Днестром по-прежнему. Между тем турки, зная, что казаки помогали хану опустошать султанские владения, считали себя вправе разорвать с Польшею мир, а наши добычники, ходившие в Буджаки, с соизволения короля и в очаковские степи вопреки его воле, подняли снова в Украине мятеж, который начал было утихать.
К прежним неудовольствиям казаков прибавилось теперь новое. В отсутствие Павлюка, казацкая старшина отправила на сейм просьбу об уплате задержанного за четыре года жалованья. При этом казаки просили, чтобы в казацкий реестр на вакантные места вписывали только тех, кого желает войско, чтобы войсковая армата содержалась на счет королевского скарба, а скарбовые рудокопии и селитренные заводы отпускали, сколько понадобится ей, железа и пороху. Вместе с тем казаки жаловались на королевских чиновников, которые не только выгоняют казаков из шляхетских имений, но не допускают их жить и в имениях королевских, так что множество казаков выселилось уже с женами и детьми к московскому Белгороду.
«Это потому (писали казаки), что нам не дозволяют иметь усадеб и жилищ в городах, не дозволяют торговать горелкою, пивом, медом; даже на свадьбы и крестины не позволяют нам курить и варить напитков. А тут еще паны старосты, поссорившись, наезжают один на другого, и в своих наездах бьют казаков. Между тем дворы, оставшиеся по смерти казаков, умерших на королевской службе, поступают в распоряжение панов старост и подстаростиев, которые грабят казацкое имущество, выгоняют казацких вдов, и даже престарелых, неспособных уже к службе стариков бранят, грабят и обижают».
То было время преследования старого митрополита молодым, убогого инока богатым паном в белом клобуке. Исаия Копинский, вытесненный из Михайловского и Мгарского монастырей, скитался уже, преогорченный и беспомощный, среди того народа, которому он отдал всю жизнь, и своими сетованиями будил недовольство сильными мира сего в сердцах не только обиженных ими, но и завистливых к ним людей.