блестящем положении за Порогами: что ему не на что снарядить свое войско; что голод
и дороговизна бунтуют против него голоту, а между тем к нему нахлынули из Украины
такие козаки, которым не на что купить себе даже татарского лука; что Павлюк
отказывался сажать безоружных голышей на чайки для морских разбоев, и пытался
сделать между козаками руг, с тем, чтобы неспособных к войне отослать в Украину, но
голыши грозили утопить своего гетмана в Днепре и составляли против него черные
рады.
Павлюк очутился в таком положении за Порогами, в каком находилась бывшая
войсковая старшина среди взбунтованных им реестровиков. Полагаясь на обещания
хана идти вместе с ним на разорение панских имений, он пропустил самое удобное
время для морских разбоев. Осенью Черное море сделалось опасным для козацкого
„гостеванья", а идти в Украину без хана Павлюк не смел. Между тем дальнейшее
пребывание за Порогами угрожало ему голодом, особенно в таком случае, когда бы
паны остановили подвоз так называемого бброшна*) из верхней Украины, не объятой
еще козацким бунтом. Всё-таки зимовать на Запорожье казалось более безопасным,
нежели стать лицом к лицу с той силою, которую паны успели наконец собрать против
Турок. Дождавшись „весняного пролетья", или „весенней воды", самого лучшего
времени для „верстанья добычной дороги" по Черному морю, Павлюк надеялся добыть
необходимые для своего предприятия средства, и в то же время поднять на Полыпу
Турок, а когда паны будут заняты защитою Днестра, вторгнуться в ИИоднеприе и
утвердить за собой титул гетмана навсегда.
Все это было известно Конецпольскому от самих же сообщников Павлюка, которые
заискивали панской благосклоппости па тотъ
*) Борошно у Запорожцев составляли: овес, сено, тютюн, сало, сухари, мука
разного рода, мед, соль, мясо, рыба, деготь, наличные деньги на порох, возы, полотно,
платки, чоботы и т. д.
28
218
.
случай, если бунт его окажется неудачным. Зима была самое удобное время для
подавления козацкого бунта, потому что козак брал не столько силою, сколько
искусством зарываться в землю и забираться в недоступные для преследователей топи.
Наступить на „городовыхъ" Козаков прежде, чем они соединятся с запорожскими,
Конецпольский мог и с малым войском, а когда реестровики отделятся от выписчиков,
то этим самым силы козацкия уменьшатся на столько, на сколько панские увеличатся.
Потом предполагалось восстановить разрушенный Сулимою Кодак, и навсегда
прервать своевольное сообщение Украины с Запорожьем.
Но объявленный жолнерам поход был соединен с тем обстоятельством, которое
составляло в Польше вечное препятствие к развитию государственной деятельности.
Срок, на который были наняты жолнеры, оканчивался 1 декабря. Жалованье не было
им выплачено и за предыдущую четверть года. Жолнеры не могли отказаться от похода,
но пошли неохотно, с тем чтобы, дослужив четверти, составить zwi№zek
(революционную сходку) и постоять за свои права против правительства. Они
готовились к бунту в виду бунтовщиков, которых должны были усмирять.
Эти чернорабочие военного ремесла питали к можновладникам ту самую зависть,
что и козаки. Задолго до появления мятежного козачества, они упразднялись в мятежах,
называвшихся звионзками, рокотами, конфедерациями, и само правительство учило их
своевольничать, не платя им во-время жолда. Козаков они ненавидели, как людей,
оспаривавших у них права постоя на украинских пограничьях, и презирали, как людей
омужичившихся; но, в массе своей, были готовы занять их место и ниспровергнуть
существующий порядок вещей со всем, чтб было дорого и свято для нации.
Еслибы не домашния панские ополчения, кадры которых составляла родовитая
шляхта, то наемное, или квартяное, войско давно бы разыграло с Польшей трагедию,
которую готовили ей козаки. В бунтах своих оно не останавливалось ни перед чем,
разоряло и грабило костелы так точно, как и днепровские добычники, и хотя большею
частию принадлежало к римской церкви, но, смешанное с иноверцами, вообще
презирало ксенздов, и многие католики жолнеры по пяти и больше лет не бывали у
исповеди. Редкий из них не состоял под судом и следствием за грабежи и насилия,
которые они позволяли себе в виде привилегии военного быта. Все города и все
королевские, панские, духовные имения сторожились их, как Татар: поднимали перед
ними подъемные мосты, запирали с прибли-
.
219
жением жолнерской хоругви ворота, выставляли на валах и за частоколами
вооруженных людей, часто вступали с ними даже в бой, когда проигравшаяся,
промотавшаяся и сердитая на все оседлое толпа требовала насильственно постоя.
Как между козаками, так и между жолнерами были трезвые, сдержанные и даже
набожные предводители; но вообще ротмистры, поручики или наместники ротмистров,
хорунжие и товарищи предавались грабежу во время постоев и переходов до такого
безобразия, что за жолнерскою хоругвию весьма часто тянулся обоз всядой добычи,
сопровождаемый забранными у мирных жителей лошадьми, коровами, волами, а
красой дикой сцены жолнерской жизни были непотребные женщины, помещавшиеся
даже в таких лагерях, как тот, который стоял против Османа II с опасностию потерять