Отпадение Малороссии от Польши. Том 3

«.....Пришлось нам удовлетвориться, хотя и неполною, Богом нам ниспосланною, победою. Она тем не менее была знаменита. Мы победили народы варварские, бесчисленные, сбежавшиеся с отдаленнейших стран. Перед саблею короля преклонились и в паническом страхе бежали дикие татарские орды: Силистрийская, Урумельская, Добруджская, также турки, волохи, урумбеки, пятигорцы. Полчища, созванные от берегов Ледовитого моря, от подножия Гиперборейских гор и от Каспийского моря. Важнее всего то, что мы поразили в поле зловредного зверя, Хмельницкого, и бесчисленную запорожскую саранчу, загнали их с большим уроном в табор и предоставили дальнейшей мести победоносного королевского оружия. Вероятно, со времени битвы под Грюнвальдом, отечество наше, а, может быть, и весь мир, не видали столь знаменитого сражения. С обеих сторон в нем принимало участие по меньшей мере 500.000 человек. Этому не поверят ни иностранцы, ни, может быть, даже наши потомки. Очевидцы сами больше изумлялись, нежели верили. В течение нескольких часов случилось то, что мы считали невозможным, именно: произошел разрыв Орды с Хмельницким. Правда с нашей стороны шаг был отчаянный: мы бросили кости, поставив за один раз на кон существование нашего отечества. Но Господу неугодно было допустить посрамления своего помазанника, святой католической веры и находившихся под его охраной костелов. В этой трехдневной битве мы потеряли до 700 человек, главным образом из числа товарищей и шляхты воеводств: Краковского, Сендомирского и Лэнчицкого. Казаков легло бесконечно больше; татары же своих убитых тотчас подбирали, стараясь даже не допускать их падать с лошадей. Об этой битве можно сказать то, что сказано о битве Римлян с Югуртою: никогда мы не сражались с таким успехом и со столь малым пролитием нашей крови».

Вот какой елей отрады проливал шляхетский народ на свои раны, в предчувствии бесконечной агонии на руках своих губителей, иезуитов!

Наступило наконец для несчастных панов давно желанное время отмщения за разорение хозяйства их, за поругание их женщин, за избиение детей и старцев их, за изгнание их самих из края, отвоеванного их отцами и дедами у таких же хищных номадов, какими были казаки. Боги поднесли таки к панским устам чашу сладчайшего из напитков, хранимого ими для собственного употребления. Ни усталость, ни проливной дождь не подавили в озлобленных культурниках, панах, и в казацких наставниках, шляхтичах, жажды к божескому наслаждению. Столь же пылкие в начинании, как неспособные к довершению дела, они тотчас наступили на казацкий табор. Но, видя, что вломиться в него при свете молний, раздиравших дождевые тучи, нельзя, решились не дать казакам возможности уйти под покровом их матери — ночи.

Припоминая знаменитые ночные ретирады Дмитрия Гуни под Кумейками и на Суле, жолнеры остались ночевать на боевом поле. Мстители-землевладельцы бодрствовали всю ночь в виду логова людоедов. Напротив жолнеры-безземельники, которым не за что было слишком злобствовать на казаков, ложились боевыми рядами на мокрую землю и спали таким крепким спом, что утром нельзя было их добудиться.

Король в эту ночь не ложился спать. Он, как и хан, — гласила молва — был ранен осколком ядра в ногу, но, превозмогая боль, объезжал стражи, в предупреждение оплошности, которая могла лишить его славы истребителя драконов. Впрочем для него вывезли в поле каретку, и он от времени до времени отдыхал в ней.

На другой день усталость людей и лошадей превозмогли в королевском ополчении все другие чувства, и торжествующее войско целые три дня провело только в охранении кровавой добычи своей. Паны всего больше радовались, что в трехдневной битве под Берестечком пало у них только 700 человек. Они видели в этом особенную милость Божию к шляхетскому народу и, в уповании на божескую поблажку их неспособности к общественным делам, продолжали бездействовать.