Отправляемся в апреле. Радость с собой, беду с собой

Ступин, освобождая место, поспешно пересел к Петру. Петр еле удержался, чтобы не пихнуть его локтем в бок — мол, соображаешь? Сам к нам пришел! И нечего тушеваться, ты тут, в тайге, не шишки сшибаешь, а дорогу строишь. Скоро благодаря тебе Кузеванов приедет через болота в классном вагоне со всеми удобствами!

Но Петр только чуть покровительственно переставил тарелки Ступина на свою сторону.

Клавдия моментально появилась с прибором для Кузеванова.

— О нет, товарищи, пасую! — поднял тот руки. — Поел, больше не могу. Все!

Из-за полога вышел Малыгин.

— Вон вы где!

Подставил стул, сел рядом с Кузевановым, хитро прищурился на Ступина и Петра.

— И начальник, и заместитель пируют, а кто дорогу строит?

Петр улыбнулся в ответ, а Ступин начал оправдываться:

— Петр Николаевич только вчера прибыл из Медвежьего, больше месяца не имел выходных.

Малыгин взглянул на Ступина с веселым удивлением, а Кузеванов сказал:

— Кроме того, они не пируют. Это там, за шторкой, — добавил выразительно, — есть что закусить.

Подошла Клавдия, и Кузеванов обратился к ней:

— Вы все куда-то убегаете. Посидели бы с нами.

Клавдия присела к столу.

— На угол нельзя! — живо предостерег ее Кузеванов, и Малыгин, смеясь, передвинулся на другой стул, освободив свой для Клавдии.

— Ей не страшно сидеть на углах, — махнул он рукой.

— Слушайте, — обратился к Клавдии Кузеванов, — почему вы у меня ничего не просите, а?

Все рассмеялись.

— Она, что ей нужно, с нас хорошо требует, — сказал Ступин.

Из-за полога один за другим начали выглядывать возбужденные бурными спорами люди. Кое-кто одевался и уходил, кое-кто возвращался. Заказчик Клестов направился было к их столу, да с полпути повернул обратно.

«Вот-вот, теперь вы потопчитесь там, а мы с высшим руководством посидим», — веселился Петр, поглядывая на Ступина. А тот вдруг откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу, что-то спросил у Кузеванова, затем обратился к Малыгину.

Петр добродушно наблюдал за начальником. «Артист! Никто ведь не видел, как ты болтался у рукомойника. Сам себе экзамен сдаешь».

Только руки чуть выдавали Ступина, скручивали и раскручивали край клеенки.

— Ну все, товарищи, — решительно поднялся из-за стола Кузеванов. — Завтра нам раным-рано ехать на трассу.

Прощаясь, поцеловал руку Клавдии.

— Спасибо за угощение, а еще больше за то, что посидели с нами.

Они ушли, не заглядывая в «закуток», откуда все еще доносились редкие голоса.

К вечеру следующего дня весь поселок обсуждал курьезный случай — потерялся заказчик Клестов. Мехколонновский мастер Лысков вызвался пристроить на ночлег заказчика и увел в какой-то дом. Утром целая шеренга машин гудела у конторы: подрядчики, субподрядчики, все начальники давно сидели в кабинах, а Клестова не было.

Побежали к Лыскову, разбудили, а он не мог вспомнить, куда «пристроил» заказчика: поселок разросся, все домики одинаковы, поди догадайся, в каком спит Клестов.

Забежали в один, в другой — нету. Московский руководитель наконец рассердился: больше, говорит, ждать не намерен, не по гладенькой дорожке ехать.

Разоспавшийся Клестов потом догонял их на попутной машине и целый день ходил красный от смущения. Сказывают, даже претензий на трассе лишку не выставлял, а все больше помалкивал.

Глава сорок седьмая

Свадьба Петра и Фаинки состоялась только в начале декабря — раньше не сумели. Зато столько событий подарками подкатило к этой свадьбе! На Ершик из Шурды через болота пришел мотовоз. Первые звенья пути, собранные на базе-времянке, улеглись по насыпи в сторону Кедрового… В постоянном поселке заложили каменный вокзал, а в «приемной» у Ступина на всю контору звенел единственный пока телефон. Шура вздрагивала от этих звонков.

— Приедешь? — кричал в трубку Петр.

— Приеду.

— Вот молодец! Звяньгина прихвати, обязательно!

— Так он же в Болгарии, с делегацией какой-то…

— Жаль! Ну сам приезжай непременно.

— Ладно, — обещал Гурьянов.

За неделю до свадьбы в Кедровом неожиданно появился Глазырин. По-хозяйски вытащил из мешка домашний свиной окорок, бережно расставил на полке банки с соленьями, бутылки с «зельем» собственного производства. Дочь не спрашивала, совсем он или ненадолго, и он не говорил о своих планах.

А дня через четыре Петр таинственно сообщил Фаинке:

— Глазырин М. К. с Пролетарской, 16, устроился на таежную электростанцию, получил место в общежитии.

Фаинка ойкнула и припала к груди Петра. Возвращение отца было самым драгоценным подарком к ее счастливому дню.

Свадьбу играли в столовой. Клавдия расставила на подоконниках букеты с кедровыми ветками, над местом, куда усадили молодых, опустила с потолка надутый оранжевый шар, изображающий солнце. Солнышко улыбалось во весь рот, веселые «жмурики» разбегались от голубых, как незабудки, глаз.

— Пусть будет у вас жизнь светлая, счастливая! — поднимая граненые стаканчики, желали гости.

— Пусть родится у вас сначала дочка, а потом сыночек. Дочка поможет маме с братишком водиться.

— Желаем тебе, Петенька… Петр Николаевич, успехов в учебе, продвижения по службе…

— Горько, горько!

— Уж и правда горько! Горько-о-о!